Портреты. Михаил Иосифович Черкасский

такой нет? А Кашкин для того чтобы доказать одномерность женских образов Хемингуэя, вспомнил о Толстом, который мог быть «Николенькой и Олениным, Андреем и Пьером, Левиным и Нехлюдовым, Анатолем и Каратаевым, князем Воронцовым и Хаджи-Муратом, – все время оставаясь Толстым, и в этом его неповторимая сила. Лучшие свои вещи Хемингуэй тоже пишет не только „войной“, он пишет их „жизнью“. Но ограниченность его в том, что пишет он только своей жизнью, которая охватывает далеко не всю полноту жизни его времени. И в этом не помогает ему утверждение, что писать он хочет и может только о том, что действительно знает и понимает. Хемингуэй может быть Ником Адамсом и Робертом Джорданом, понимающим себя писателем Гарри и не понимающим себя мистером Фрэзером; испанцем Эль-Сордо на холме в Кастилии и тигром среди зеленых холмов Африки; стариком Ансельмо и стариком Сантьяго. Но он не может быть ни Дороти, ни Марией; ни отрицательной, но влекущей к себе Брет, ни положительным, но отталкивающим Коном, ни кубинскими „революционерами“, ни венгерским политэмигрантом. Все эти фигуры написаны не изнутри, а со стороны. Они либо однопланны, даже при всей их убедительности, либо поверхностны и фактографичны. В них есть своя правдивость и достоверность, но нет той правды, которая правдивее фактов».

      Вот ведь как хорошо пишет. Не боится «хулы», не боится оглянуться назад, на Толстого. Другие же любят напоминать лишь о том, что Хемингуэй отдавал должное яснополянскому старцу и посему, де, Толстой тоже человек, гм, даже писатель.

      Разумеется, пользоваться камертоном надо с превеликой осторожностью. Нельзя забывать, что он имеет форму подковы и, как подкова, тоже сделан из стали. Больше того, у каждого литератора есть свой карманный камертон, так что остерегайтесь – могут лягнуть. Помните, всегда помните изречение: поднявший подкову от подковы же и погибнет. Впрочем, в каждой редакции имеются единые правила техники безопасности. Там прямо сказано: нельзя сталкивать писателей с классиками. Ирина Роднянская, например, несколько лет назад напечатала великолепную статью об одном литераторе, в которой убедительно показала, чтО есть литература, а чтО – беллетристика. Показала, даже не пользуясь камертоном. Но беллетристы поняли. И не простили.

      Нам легче – за боксерской спиной папы Хэма. Он был мужественный человек, и нам больше всего импонирует, что он никого не боялся. Из классиков. Мало того – хотел обскакать их. В блестящем очерке «Маэстро задает вопросы» Хемингуэй отвечает «начинающему» писателю Майсу (он же маэстро).

      Майс: Какие книги следует прочесть писателю? Хемингуэй: Ему следует прочесть все, чтобы знать, кого ему предстоит обскакать (приводится обязательный техминимум: Толстой, Тургенев, Мопассан, Флобер и другие). Майс: И писателю необходимо прочитать их всех? Хэм: Всех и еще многих. Иначе он не знает, кого ему обскакать. Майс: Что Вы разумеете под «обскакать»? Хэм: Слушайте, какой толк писать