Дело Артамоновых. Максим Горький

не пускайте, – шепнул Петр.

      – Это – матушка, – сказала Наталья, открыв дверь; Петр сел на кровати, спустив ноги, недовольный собою, тоскливо думая:

      «Плох я, не смел, посмеется надо мной она, дождусь…»

      Дверь открылась, Наталья тихо сказала:

      – Матушка зовет.

      Она прислонилась к печке, почти невидимая на белых изразцах, а Петр вышел за дверь, и там, в темноте, его встретил обиженный, испуганный, горячий шепот Баймаковой:

      – Что ж ты делаешь, Петр Ильич, что ты – опозорить хочешь меня и дочь мою? Ведь утро наступает, скоро будить вас придут, надо девичью рубаху людям показать, чтобы видели: дочь моя – честная!

      Говоря, она одною рукой держала Петра за плечо, а другой отталкивала его, возмущенно спрашивая:

      – Что ж это? Силы нет, охоты нет? Не пугай ты меня, не молчи…

      Петр глухо сказал:

      – Жалко ее. Боязно.

      Он не видел лица тещи, но ему послышалось, что женщина коротко засмеялась.

      – Нет, ты иди-ка, иди, делай свое мужское дело! Христофору-мученику помолись. Иди. Дай – поцелую…

      Крепко обняв его за шею, дохнув теплым запахом вина, она поцеловала его сладкими, липкими губами, он, не успев ответить на поцелуй, громко чмокнул воздух. Войдя в светелку, заперев за собою дверь, он решительно протянул руки, девушка подалась вперед, вошла в кольцо его рук, говоря дрожащим голосом:

      – Выпимши она немножко…

      Петр ожидал других слов. Пятясь к постели, он бормотал:

      – Не бойся. Я – некрасивый, а – добрый…

      Прижимаясь к нему все плотнее, она шепнула:

      – Ноженьки не держат…

      …Пировать в Дремове любили; свадьба растянулась на пять суток; колобродили с утра до полуночи, толпою расхаживая по улицам из дома в дом, кружась в хмельном чаду. Особенно обилен и хвастлив пир устроили Барские, но Алексей побил их сына за то, что тот обидел чем-то подростка Ольгу Орлову. Когда отец и мать Барские пожаловались Артамонову на Алексея, он удивился:

      – Где ж это видано, чтоб парни не дрались?

      Он торовато одарял девиц лентами и гостинцами, парней – деньгами, насмерть поил отцов и матерей, всех обнимал, встряхивал:

      – Эх, люди! Живем али нет?

      Вел он себя буйно, пил много, точно огонь заливая внутри себя, пил не пьянея и заметно похудел в эти дни. От Ульяны Баймаковой держался в стороне, но дети его заметили, что он посматривает на нее требовательно, гневно. Он очень хвастался силой своей, тянулся на палке с гарнизонными солдатами, поборол пожарного и троих каменщиков, после этого к нему подошел землекоп Тихон Вялов и не предложил, а потребовал:

      – Теперь со мной.

      Артамонов, удивленный его тоном, обвел взглядом коренастое тело землекопа.

      – А ты – кто такое: силен или хвастлив?

      – Не знаю, – серьезно ответил тот.

      Схватив друг друга за кушаки, они долго топтались на одном месте. Илья смотрел через плечо Вялова на женщин, бесстыдно подмигивая им. Он был выше землекопа, но тоньше и несколько складнее