Фельдмаршал в бубенцах. Книга вторая. Нина Ягольницер

особняка, и, вероятнее всего, месить кровавую грязь на ближайшей военной склоке. А как же ему оставить Венецию?.. Господи, ну почему он не послушал Дюваля!

      А рука уже поднялась, и одеревеневшие пальцы дважды стукнули в дверь.

      – Прошу, – отозвался голос Орсо.

      Войдя, Марцино поклонился и застыл, чувствуя, как по лицу градом течет пот. Орсо же, обозрев жалкий вид подчиненного, подошел ближе и ровно произнес:

      – Итак. Подходя к двери, я слышал последние фразы вашего с Дювалем разговора. Факт нарушения устава болтовней на посту будет наказан отдельно. Сейчас же меня интересует та любопытная фраза, которую вы позволили себе относительно меня и моего предполагаемого родства с новобранцем Мак-Рорком. Извольте объясниться, Марцино.

      Солдат хорошо знал своего командира… Эти прямые вопросы предполагали столь же прямые ответы. Хитрить с Орсо было бесполезно. Оставалось истово повиниться и надеяться, что командир обойдется лишь личной местью, назначив порку до полусмерти.

      Вздохнув, Марцино начал:

      – Мой полковник. Я признаю свою вину в клевете. Но появление Мак-Рорка в отряде и ваше ему… покровительство вызвало слухи о том… что он… что вы… – солдат сбился, густо покраснел, тут же побледнел, ощущая, будто тонет в отхожем месте прямо под бесстрастным взглядом полковника, – словом… Пошли слухи, что Мак-Рорк приходится вашему превосходительству побочным сыном.

      Произнеся это, Марцино уже почуствовал, как пол крошится под ногами, увлекая его в бездонную пропасть. Он ожидал пощечины, взрыва ярости или немедленного вызова капрала с приказом о наказании. Но Орсо все так же пристально и спокойно смотрел Марцино в глаза.

      – Хм, – произнес он наконец, – вот как… Что ж, ваша откровенность подкупает. А сейчас извольте подробно объяснить, зачем вам понадобились деньги, которые вы пытались занять у Мак-Рорка.

      Марцино задохнулся. Пот стекал в глаза, жег веки, а руки были прижаты к бокам, и утереть лицо не удавалось. Но отступать было некуда, и он снова заговорил:

      – Мой полковник. Дело в том, что у меня… в городе… у меня есть дочь. Ей всего два года. Мы не венчаны с ее матерью. Но я же… Словом, они моя семья. И я почти все жалованье отдаю им… Но дети… они быстро растут. Моей дочке нужна одежда. А недавно она болела. Нужно было много денег на врача… У меня долги… Виноват, мой полковник.

      Окончательно смешавшись, он вытянулся в струну и, окаменев, смотрел куда-то поверх полковничьего плеча.

      Орсо же помолчал, а потом вдруг сказал:

      – Вольно, Марцино. Успокойтесь, вас эдак хватит удар.

      Ошеломленный солдат переступил с ноги на ногу, а полковник опустился в кресло и проговорил:

      – Вот что, рядовой. Сначала о деле. За разговоры на посту и распускание сплетен, а так же грязные слова, порочащие честь командира – пятнадцать плетей и неделю ночных караулов со следующего понедельника.

      – Есть, мой полковник, – хрипло обронил Марцино.

      – Далее, –