Фельдмаршал в бубенцах. Книга вторая. Нина Ягольницер

мой, я уже не в тех годах, чтоб бояться ареста. Вы же… Если вы столь умны, как кажетесь – вы и не подумаете меня предать, погубив при этом самого себя. Да и никто никогда ничему не научится, если все станут прятаться за шкаф. Так что… я рискнул. А жизнь все расставит по местам.

      Годелот помолчал:

      – Я не подведу вас, доктор, – сказал он наконец.

      – Я и не сомневаюсь, – так же просто отозвался Бениньо.

      ***

      Той ночью утомленный Годелот спал без сновидений. С самого утра голова раскалывалась то ли от недавней раны, то ли от переполнения мыслями. Вчерашний разговор с врачом, странные слова об использовании, о примирении с судьбой… Шотландец уже не знал, верно ли он понял доктора, и вообще, понял ли хоть что-то в круговерти иносказаний, завуалированных похвал и полуиронических наставлений Бениньо.

      Совершенно измучившись, Годелот заставил себя отбросить эти бесполезные размышления и сосредоточиться на более насущной задаче: сегодня предстояло передать Пеппо письмо.

      В половине восьмого утра Годелот выходил из особняка, когда сзади послышался оклик:

      – Мак-Рорк, постой!

      Замедляя шаги, шотландец поморщился, но догнавший его Марцино улыбнулся самым дружеским образом:

      – Да погоди, я всего пару слов сказать! Прости за вчерашнее! Ей-Богу, так приперло – хоть в петлю, а ни у кого ни гроша! Семья у меня в городе, Мак-Рорк. За жилье не плачено, а хозяину-то какое дело? Ему вовремя деньги подавай.

      Годелот примирительно покачал головой:

      – Вот оно что… Я и не знал, что ты человек семейный. Нашел денег-то?

      – Нашел, – кивнул однополчанин, – командир подсобил, храни его Господи. Ну, бывай, парень. Не держи на меня зла. Побегу, женушку порадую, она со вчера изводится.

      Марцино унесся, а Годелот неспешно зашагал своей дорогой, поневоле ощутив легкое удовлетворение: новой войны с соратниками ему вовсе не хотелось, а будничная причина вчерашней выходки однополчанина сразу утихомирила досадный внутренний зуд, будто вынула занозу…

      …Солнце входило в зенит, когда Марцино вновь постучался в кабинет полковника, на сей раз с видом самой ретивой исполнительности. Поклонившись, он вытянулся перед Орсо и отчеканил:

      – Мой полковник. Задание ваше исполнил в точности и спешу вас успокоить: ничего дурного ва… эм… Мак-Рорк не учинял. Как и собирался, явился к госпиталю. Сначала в церковь вошел, постоял, глаза долу – все чин чином. Потом вышел – да к распятию. Там тоже помолился, подаяние в кружку опустил, а потом – вот чудак – под самый постамент бумажку подсунул.

      Орсо усмехнулся:

      – А это зачем?

      Марцино же простодушно осклабился:

      – Так поверье же, мой полковник. Дескать, если о ком очень скорбишь или тревожишься – надобно молитву о нем в каком-то святом месте оставить. Я слыхал, в Святой Земле прямо в песок на Голгофе письмеца кладут и кресты нательные в том песке купают – они враз чудотворными делаются.