Амнезия, или Фанера над Парижем. Владимир Ильич Купрашевич

ты хотела бы, чтобы меня выставили? – уже шантажирую я.

      – Я хотела бы, чтобы вы выздоровели. Чтобы вы вернулись в свой мир.

      – Что я там забыл? – не сдерживаюсь я.

      Мария уже внимательнее всматривается в мое лицо.

      – Вы же не преступник, чтобы скрываться. По всем анализам вы вполне здоровы и вас могут выписать в любой день. Вам надо готовиться к этому, больше общаться с людьми, среди которых будете жить. Вон там, видите, у туалета, в углу, компания. Почти все здоровые или выздоравливающие. Там с ними известный поэт, в прошлом гинеколог. Над чем, по-вашему, они ржут?

      – Можно догадаться, – бормочу я, хотя понятия не имею.

      – Правильно. Более живой темы для мужиков, как о женщинах, не придумать. Позубоскальте с ними – это вам на пользу.

      – Вы думаете, я мужчина?– уже лукавлю я.

      – Думаю да, – смеется Мария. – По крайней мере, вам надо в это поверить.

      Байки, что травит Демидов, из своей врачебной практики иногда остроумны и мне даже удается пару раз хмыкнуть, но некоторые за пределами моего понимания и вызывают уныние. Мария то из одного то из другого угла необъятной палаты поглядывает в нашу сторону и, когда наши взгляды встречаются, ободряюще улыбается. Среди ржущих я, наверное, выделяюсь, потому что Демидов, в перерыве между своими номерами, озадачивает меня вопросом, кто я и надолго ли тут.

      – Говорят, что-то вроде художника, – нехотя отвечаю я.

      – А-а. Наш брат. Раздвоение личности?

      Я молчу. Но с диагнозом согласен.

      – Пьешь?

      – Наверное.

      – Лучшее лекарство от этой паршивой жизни не алкоголь, а бабы. Поверь мне. А ты, как я понимаю, принимаешь его редко. Выражение на твоем лице такое, словно у тебя опустилась матка. А так вроде бы нормальный мужик. В штанах то что-нибудь шевелится?

      Я молчу, потом неопределенно пожимаю плечами.

      – Что, после травмы? – доходит, наконец, до поэта-гинеколога.

      Молча киваю.

      – Не смертельно. Надо расшевелить. Процесс выздоровления оттуда и пойдет. И с па-

      мятью наладится. Почему бы ни оприходовать ту же Машеньку? Вон, какими маслеными глазками она на тебя посматривает.

      – Да нет.…Это так… Просто знакомая, – не знаю, зачем плету я.

      – Вот и замечательно.

      – Нет, нет, – торопливо перебиваю я, догадываясь о продолжении темы. – Она замужем и вообще цели у нее другие.

      Хохотнув, Демидов подводит итог.

      – Значит, ты не женат и без бабы. В ауте,… Ну, ничего, дело поправимое. Тебе надо вылезать на свободу и лечиться. Сексом. Лучшее лекарство.

      – Это, наверное, дорого? – пытаюсь отписаться я.

      – Первый сеанс за счет заведения, – подмигивает Демидов.

      –А что, есть заведение? – не зная о чем, смешу я его.

      –Ну, есть и заведения. А есть у меня одна знакомая. Я ее лечил когда-то. Темпераментная женщина. Кресло, на котором другие падают в обморок для нее мечта. Она млела на нем, пока я ее осматривал. Изумительная это картина – женщина, испытывающая оргазм, когда ты к ней еще не прикоснулся.

      – Так ты там и черпаешь