Тысяча осеней Якоба де Зута. Дэвид Митчелл

черту обычаи! Сейчас я – ваш обычай! А вам, господин хороший… – Ворстенбос тычет пальцем в грудь японца; Якоб готов прозакладывать пачку ассигнаций, что никто и никогда не позволял себе тыкать в Кобаяси. – Вам платят, и щедро платят, чтобы вы защищали наши интересы! Вот и выполняйте свою работу! Какой-нибудь кули, торговец или инспектор, а может быть, даже и переводчик, похитил собственность Компании. Это оскорбление! Задета честь Компании. Чтоб меня черти взяли, я добьюсь обыска и в Гильдии переводчиков! Преступников загонят, как свиней! Они у нас поверещат, голубчики. Де Зут, ступайте, скажите Ари Гроте, пусть сделает побольше кофе. Нам еще долго спать не придется…

      VIII. Парадный кабинет в доме управляющего факторией на Дэдзиме

      Десять часов утра, 3 сентября 1799 г.

      – Письмо сёгуна в ответ на мой ультиматум адресовано мне! – жалуется Ворстенбос. – Почему скрученный в трубку лист бумаги должен сперва, как почетный гость, переночевать в городской управе? Если его доставили вчера вечером, почему не принесли сразу сюда?

      «Потому что послание от сёгуна, – думает Якоб, – все равно что папский эдикт и принять его без должных почестей значило бы совершить государственную измену».

      Однако вслух секретарь ничего не говорит; в последнее время отношение к нему управляющего стало заметно прохладней. Ничего бросающегося в глаза: тут – одобрительное словечко Петеру Фишеру, там – резкое замечание Якобу. А в целом недавно еще «незаменимый де Зут» опасается, что его нимб слегка потускнел.

      Ван Клеф тоже не делает попытки ответить на вопрос управляющего; он давно освоил умение, присущее царедворцам, – отличать риторические вопросы от настоящих. Капитан Лейси откинулся на скрипучем стуле, заведя руки за голову, и тихонечко насвистывает сквозь зубы. С другой стороны стола сидят японцы: переводчики Кобаяси и Ивасэ, а при них двое старших писцов.

      – Казначей городской управы, – подает голос Ивасэ, – приносить письмо сёгуна очень скоро.

      Унико Ворстенбос, хмурясь, рассматривает золотое кольцо с печаткой у себя на безымянном пальце.

      – Что говорил Вильгельм Молчаливый о своем прозвище? – вслух интересуется Лейси.

      Все молчат. Громко и торжественно тикают напольные часы. Жара.

      – Небо сегодня… – замечает переводчик Кобаяси. – Переменчивое.

      – Барометр у меня в каюте обещает шторм, – поддерживает его Лейси.

      Кобаяси выражает лицом учтивое недоумение.

      – «Шторм» – так моряки называют бурю, – поясняет ван Клеф. – Ураган, тайфун.

      – А-а! – догадывается Ивасэ. – «Тайфун»… У нас говорить – тай-фу.

      Кобаяси утирает бритый лоб:

      – Лету конец.

      – Это Дэдзиме придет конец, если сёгун не согласится увеличить квоту на медь. – Управляющий скрещивает руки на груди. – И Дэдзиме, и благополучной карьере переводчиков. Кстати, господин Кобаяси, я правильно понимаю: судя по вашему упорному молчанию насчет украденного чайничка, вы ни на шаг не продвинулись в розыске?

      – Следствие движется, –