Тысяча осеней Якоба де Зута. Дэвид Митчелл

Ворстенбос. – Когда-нибудь вы на собственном опыте убедитесь, что высокая должность отдаляет от вас подчиненных. Но сегодня вы доказали, вне всякого сомнения, что ваш нос умеет унюхать мошенника. Вы колеблетесь… Вы думаете: «Доносчиков никто не любит», – и это, увы, чистая правда. Но тот, кому судьба предназначила высокий чин, – а мы с ван Клефом предвидим, что ваша судьба, де Зут, именно такова, – тот должен без страха прокладывать себе дорогу локтями. Навестите сегодня вечером господина Гроте…

      «Они меня испытывают, – догадывается Якоб. – Проверяют, готов ли я запачкать руки по первому требованию».

      – Меня давно уже приглашали присоединиться к карточной игре…

      – Видите, ван Клеф? Де Зут никогда не спрашивает: «А надо ли?» – только: «Как осуществить?»

      Якоб утешается, представляя себе, как Анна читает известие о его повышении по службе.

* * *

      В послеобеденных сумерках над улицей Морской Стены летают стрижи. Неожиданно к Якобу подходит Огава Удзаэмон. По слову переводчика Хандзабуро исчезает. Дойдя с Якобом до группы сосен в дальнем углу, Огава останавливается, дружелюбно здоровается с неизбежным соглядатаем, затаившимся в тени, и чуть слышно произносит:

      – В Нагасаки все говорят об это утро. О переводчик Кобаяси и веера.

      – Быть может, он теперь не рискнет настолько бесстыдно жульничать.

      – Недавно, – продолжает Огава, – я вас предупреждать не делать Эномото свой враг.

      – Я очень серьезно отнесся к вашему совету.

      – Еще совет. Кобаяси – маленький сёгун. Дэдзима – его империя.

      – Значит, мне повезло, что я не завишу от его благосклонности.

      Огава не понимает слово «благосклонность».

      – Он сильно вредить де Зут-сан.

      – Спасибо за заботу, господин Огава, но я его не боюсь.

      – Он может проводить обыск в квартира. – Огава оглядывается. – Для розыск украденный вещь…

      Чайки бранятся вокруг лодки, невидимой за Морской Стеной.

      – …или запрещенный предмет. Если в ваша комната есть такой, – пожалуста, спрятать.

      – Но у меня нет ничего такого… предосудительного, – возражает Якоб.

      На щеке Огавы дергается мускул.

      – Если есть запрещенный книга… Прятать. Очень хорошо прятать. Кобаяси хотеть отомстить. Для вас наказание – изгнание. Для переводчик, который обыскивать ваша библиотека по прибытии… не так удачно.

      «Я что-то недопонимаю, – догадывается Якоб. – Но что?»

      Он уже открывает рот, чтобы задать вопрос, но тут ответ является сам собой.

      «Огава знал о Псалтири. С самого начала знал».

      – Господин Огава, я непременно последую вашему совету. Сейчас же…

      Из Костяного переулка появляются двое инспекторов. Огава, не говоря ни слова, направляется к ним навстречу. Якоб уходит в другую сторону.

* * *

      Когда Кон Туми и Пит Барт встают, их тени, отбрасываемые свечой, скользят по стене. Импровизированный карточный стол сделан из двери, поставленной на четыре ножки. Иво Ост остается