Тысяча осеней Якоба де Зута. Дэвид Митчелл

Просто трушу…»

      Доктор Маринус растянулся на операционном столе и с закрытыми глазами напевает про себя какую-то барочную мелодию.

      Элатту с почти женской бережностью расчесывает ему бакенбарды, умащивая их душистым маслом.

      От миски с горячей водой поднимается пар; свет дрожит на бритвенном лезвии.

      На полу тукан клюет бобовые зерна с оловянного блюдечка.

      В глиняной миске горкой лежат словно запотевшие темно-синие сливы.

      Элатту вполголоса на малайском наречии объявляет о приходе Якоба.

      Маринус недовольно приоткрывает один глаз.

      – Что?

      – Я хотел бы с вами побеседовать об… одном деле.

      – Элатту, продолжай бритье. Ну беседуйте, Домбуржец.

      – Мне, доктор, удобнее было бы конфиденциально…

      – Элатту и есть «конфиденциально». В нашей маленькой Шангри-Ла его знания в области анатомии и патологии уступают разве только моим. Или это вы тукану не доверяете?

      – В таком случае… – Делать нечего, придется положиться на молчание не только Маринуса, но и его слуги. – Меня заинтересовал кое-кто из ваших учеников…

      – А какое вам дело… – доктор открывает второй глаз, – до барышни Аибагавы?

      – Ровным счетом никакого. Я просто… хотел бы с нею поговорить.

      – Тогда почему вы вместо этого со мной здесь разговариваете?

      – …Хотел бы поговорить не на глазах у десятка соглядатаев.

      – Ага-а. То есть вы желаете, чтобы я устроил вам тайную встречу?

      – Это выражение, доктор, слишком отдает интригой, а я бы ни в коей мере не хотел…

      – Мой ответ: никогда. Причина первая: барышня Аибагава не какая-нибудь наемная Ева, чтобы успокаивать Адамов, у которых кое-где зачесалось. Она – дочь благородного человека. Причина вторая: даже будь такая возможность, чтобы барышня Аибагава осталась на Дэдзиме временной женой, – а такой возможности, повторяю, нет…

      – Я все это прекрасно понимаю и клянусь честью, не для того сюда пришел…

      – Но если бы такое и случилось, о вашей связи донесут, не пройдет и получаса, и тогда меня лишат с таким трудом полученного права преподавать, собирать гербарий и заниматься исследованиями в окрестностях Нагасаки. Так что – изыдите! Утоляйте свой зуд как все: прибегните к услугам местных сводниц или к греху Онана.

      Тукан постукивает клювом по блюдцу и выкрикивает что-то вроде: «Кро-о!»

      – Минеер! – Якоб заливается краской. – Вы меня совершенно неправильно поняли! Я бы никогда…

      – И ведь на самом-то деле вы вовсе не барышни Аибагавы возжаждали. Вас увлекает само по себе явление «восточная женщина». Да-да, загадочные очи, камелия в волосах, кажущаяся покорность. Сколько сотен одуревших от страсти белых мужчин на моих глазах увязли в этом приторном болоте!

      – Доктор, на сей раз вы ошибаетесь. Нет никакого…

      – Натурально, я ошибаюсь! Наш Домбуржец восторгается жемчужиной Востока исключительно из рыцарственных чувств. Вот она, несчастная обезображенная девица, отвергнутая соплеменниками, и вот