Тысяча осеней Якоба де Зута. Дэвид Митчелл

чуть ниже – россыпь веснушек.

      Тупое лезвие бритвы скребет по щетине, цепляет ямочку на подбородке.

      Капелька крови, алая, как тюльпаны, смешивается с мылом, и пена становится розовой.

      Не отрастить ли бороду, с ней хлопот меньше…

      …Но тут Якоб вспоминает слова сестрицы Гертье, когда он вернулся из Англии с усами: «Ой, братец, ты их в ваксу обмакни – и можно башмаки чистить!»

      Он трогает свой нос, недавно подправленный презренным Сниткером.

      Шрамик возле уха – памятка о том, как его укусила собака.

      «Когда мужчина бреется, – думает Якоб, – он перечитывает свои самые подлинные мемуары».

      Он проводит пальцем по губам, вспоминая утро своего отплытия. Анна уговорила отца отвезти их в Роттердамскую гавань в своем экипаже.

      – Три минуты, – сказал тот Якобу, вылезая из кареты, чтобы поговорить со своим старшим клерком. – И ни мгновением больше!

      Анна заранее продумала, что сказать.

      – Пять лет – долгий срок, но многие женщины целую жизнь ищут, пока не найдут доброго и честного человека.

      Якоб хотел что-то ответить, но Анна знаком остановила его.

      – Я знаю, как ведут себя мужчины за морем. Наверное, иначе нельзя. Молчите, Якоб де Зут! Поэтому я прошу только об одном: смотрите, чтобы там, на Яве, ваше сердце осталось моим и только моим. Я не стану дарить вам колечко или медальон – их можно потерять, зато вот это не потеряется…

      Анна поцеловала его – в первый и последний раз. Это был долгий печальный поцелуй. Они смотрели в залитое дождем окно на корабли и слюдяное серое море, пока не настала пора подниматься на корабль…

      Бритье окончено. Якоб промокает лицо полотенцем, одевается, берет яблоко и обтирает его о рукав.

      «Барышня Аибагава, – он вгрызается в яблоко, – ученица врача, а никакая не куртизанка…»

      За окном д’Орсэ поливает грядки с фасолью.

      «…В здешних краях невозможны тайные свидания и тем более – тайный роман».

      Он доедает яблоко вместе с сердцевинкой и сплевывает зернышки, подставив тыльную сторону ладони.

      «Я просто хочу с ней поговорить, – уверяет себя Якоб, – узнать ее чуть лучше».

      Он снимает с шеи ключ на цепочке, отпирает сундук.

      «Дружба между мужчиной и женщиной возможна; вот как у нас с сестрой».

      Предприимчивая муха жужжит над мочой в ночном горшке.

      Якоб разгребает вещи в сундуке, почти до Псалтири, и находит книгу в тяжелом переплете. Отстегнув ремешки, разглядывает первую страницу чарующей сонаты.

      Нотные знаки свисают виноградными гроздьями.

      Для Якоба умение читать музыку с листа ограничивается сборником гимнов.

      «Может быть, сегодня у меня получится заново навести мосты к доктору Маринусу…»

      Якоб отправляется на короткую прогулку по Дэдзиме – здесь все прогулки короткие, – на ходу продумывая свой план и оттачивая заготовленные фразы. На крыше Садового дома сварливо галдят чайки и вороны.

      В саду отцветают кремовые розы и алые лилии.

      У