Проделки куриного бога. Анна Яковлева

снисходительный взгляд и почувствовала себя серой, провинциальной, стареющей дурой. Она уже жалела о том, что пошла в ресторан. Лучше бы осталась в купе со стриженым бедуином.

      – Признаюсь, я не однолюб, и идеальным мужем меня назвать нельзя, – с подкупающей самоиронией сообщил господин Чарнецкий. – И в разном возрасте мне нравились разные женщины. В юности – такие, на которых можно положиться: серьезные, ответственные, домовитые. Такие, как вы, – адресовался Михалине господин Чарнецкий. – Потом…

      – Потом такие, как я, – ввернула Катька.

      – Да, – не стал запираться Чарнецкий. – Вы угадали. Вторая моя жена была на вас похожа. Такая же отчаянная любительница ресторанов и компаний.

      – А третья? – раздраженно спросила Михалина.

      – А третья…

      Чарнецкий не успел завершить сравнительную характеристику жен – у Катьки зазвонил телефон.

      – Да? – Видно было, что звонок не доставил удовольствия бестии. Она отложила вилку и поднялась с места, но тут же плюхнулась обратно.

      Со второй попытки выдре удалось встать, и, пошатываясь, она удалилась в тамбур.

      Оставшись вдвоем с Чарнецким, Михася поняла, насколько же одичала за Небитюхом!

      Проведя в браке двадцать лет, она совершенно разучилась вести себя в обществе. Ее сковало напряжение, она не знала, о чем говорить, как сесть, куда девать руки. Секунды превращались в минуты, а она не могла заставить себя оторвать глаза от окна. Это было смешно: за окном не видно было ни зги.

      Глядя на проносившиеся в отдалении редкие огоньки, Михася вспомнила дом, свою семью и мужа.

      Неожиданно на ум пришло сравнение с маминым прадедом, бежавшим с пересылки в Сибири, и необыкновенное чувство освобождения охватило ее, и даже мелькнула шальная мысль: побеги у них, Трацевских, в крови.

      Страшно – да, было, но еще сильнее страха было любопытство. Что там, за колючей проволокой?

      Изменения приобретали лавинообразный характер: Михалина не заметила, как осушила бокал.

      Минуту назад развод представлялся ей черным пятном на биографии, убийственной процедурой, придуманной фарисеями и чернокнижниками как месть за Евин грех. И вдруг в вагоне – ресторане, уносящем ее на запад, под стук колес, после бокала вина слово заиграло совсем другими красками, совсем другими…

      Страх и любопытство – не эти ли чувства испытывала Ева перед грехопадением? Конечно, мужчины свалили всю вину на прародительницу, но Адам! Адам ведь мог и отказаться! Может, в этом и состоит истинное предназначение женщины – проверять мужчин на вшивость?

      Она поняла, что улыбается.

* * *

      … Ей не было восемнадцати, когда она влюбилась, как утонула.

      Едва взглянув на Митьку, мама предупредила:

      – Испортишь породу.

      Так уж сложилось, что о породе Трацевские всегда пеклись, как мошенники о репутации, или сомнительные красавицы – о внешности.

      Фамилия корнями уходила в польскую шляхту. Семейное предание сохранило историю о прапрадеде по материнской линии, который за участие в