Проделки куриного бога. Анна Яковлева

неизведанная, ни с чем несравнимая радость:

      – Значит, поеду.

      – Ну – ну. – Яд стекал с Митькиного языка и капал на когда – то рыжий коврик. – Давай – давай. Сколько волка не корми, он в лес смотрит.

      – Мить, – вздохнула Михалина, – при чем здесь волки?

      – Между прочим, мы это уже проходили.

      – Что? – Михася слушала краем уха – ее удручало состояние туалетов.

      – Ополячивание и окатоличивание.

      – Что? – Крайне удивленная, она вынырнула из – за дверки шкафа и уставилась на мужа. Рот у нее так и остался открытым.

      – Что слышала! – Недомерок воинственно скрестил безволосые тощие ручонки на впалом животе.

      – Это Стефа меня, что ли, ополячит и окатоличит?

      – Ну, со мной – то у нее этот номер не пройдет!

      Хитрющий хохол, Недобитюх никогда не устраивал акций протеста в присутствии Стефании. Идти против свояченицы – все равно, что переходить улицу в неположенном месте: можно костей не собрать.

      – На всякий случай: я уже католичка и полька, – с истинно шляхетским достоинством сообщила Михася, тщетно пытаясь закрыть дверцы шкафа. Литературный вариант «полька» она использовала умышленно, но на Митьку образованность супруги впечатления не произвела.

      – Ой – ей – ей, нашлась полячка, – с гнусной улыбочкой пропел он. – Ты по – польски ни бельмес, и в костел – то ходишь раз в год по обещанию. – Беспристрастность в оценках и Митяй – понятия несовместимые, спорить с ним бесполезно.

      Михася отпустила дверцы, и они со скрипом разъехались, образовав приличную щель.

      – Ты вообще не ходишь в церковь, но остаешься православным. Или нет?

      – Я? – По физиономии мужа скользнуло нечто, похожее на замешательство. – Нашла что сравнить! Я – совсем другое дело. Казаки ляхам не по зубам. Кишка у вас тонка.

      Волосы на голове у Михалины зашевелились. Вот только межконфессиональных и межнациональных конфликтов для полного счастья им и не хватает!

      – Вас на сто двадцать лет стерли с карты, и правильно сделали, – несло Митьку. – Всех поляков нужно было ассимилировать, а кто не желает обращаться в православие, того ссылать.

      – Дурак, – коротко отозвалась жена. Оказывается, супруг рассчитывал ассимилировать ее, а она даже фамилию не сменила.

      – Марина Мнишек, – процедил Митька в ее сторону. – А как же плантация?

      Дмитрий намекал на огород.

      Михалина тяготела к дизайну, но все ее попытки европеизировать участок натыкались на Митяя.

      Ясное дело, супруг традиционно засевал все шестьдесят соток царицей всех культур – бульбой (кто не в курсе, бульба – это картошка) и любовался ими, как некоторые счастливцы – ландшафтным парком в английском стиле. Если бы не Михася, картофельная ботва украшала бы их участок от крылечка до межи. Она даже подозревала, что будь у Митьки такая возможность, он бы распахал и засеял бульбой все бывшие земли Великого Княжества Литовского и Королевства Польского в границах Люблинской унии.

      Палисадник и