Проделки куриного бога. Анна Яковлева

что – то не поняла, – Катька соображала туго, но еще соображала. – Ты с ней или со мной?

      – Никак не могу выбрать. – Борис отослал девице ослепительную улыбку.

      Катька взвизгнула (это она так смеялась), а Михасю бросило в жар.

      – Выпустите меня, – проблеяла она.

      – Простите, Михалина, – Борис с силой сжал ей руку под столом. – Обещаю: больше у вас не будет повода сердиться на меня.

      Высвободив руку, Михалина с независимым видом отвернулась к непроницаемому окну. Ей ничего не оставалось, как рассматривать свое отражение в стекле: голову в барашках светлых колец, высокий лоб, под ним черные провалы глазниц и худощавое скуластое лицо с прямым носом.

      – Выпусти ее, – послышался противный – противнее некуда – Катькин голос. – Ей пора, сейчас ее остановка.

      Намек был более чем прозрачным.

      Михалина решительно повернулась и, опустив глаза, ждала, когда Чарнецкий освободит выход. Ладонь Бориса снова сжала ей пальцы.

      Не выпуская Михалину, публицист – краевед наклонился к Катьке через стол и тоном, которым говорят с расшалившимся ребенком, произнес:

      – Катарина, тебе уже хватит.

      – Все. Беру тайм – аут, – неожиданно объявила бестия. – Мне нужно проветриться.

      Не в силах поверить в то, что это случится, что Катька просто возьмет и уйдет, Михася вскинула на нее глаза. Все ясно.

      Выдре стало плохо. Ничего удивительного – почти без закуски хлопнуть стакан водки…

      Ксендз Яцек мог бы гордиться Михалиной: низкое чувство мстительной радости в ее душе вспыхнуло и погасло, уступив место состраданию. Нежнейшим голоском сестры – бенедиктинки она предложила:

      – Тебя проводить?

      – Не пошла бы ты. – Катька вцепилась загнутыми когтями в край стола и снялась с места. За ужин она не заплатила.

      Так этому греховоднику и надо, не без удовольствия подумала Михася, глядя в спину пьянчужке. Пьянчужка прокладывала себе маршрут, как муха по стеклу.

      – Ну, вот, – пространно прокомментировал Борис. В интонации явственно присутствовало облегчение.

      – А мне показалось, что она вам понравилась. – Губы у Михаси кривились.

      Официантка с подносом заслонила Катькину фигуру, на столе появились еще один бокал вина и рюмка коньяку, на этот раз с сыром и маслинами.

      – Вам не показалось, – заверил ее Борис, когда официантка отчалила.

      Михалина пригубила вина.

      – Не поняла.

      Здесь Борис Чарнецкий показал свою мужскую – или журналистскую? – природу:

      – Все элементарно. Передо мной красавица и доступная красавица. Кого я выберу?

      – И кого же? – глупо переспросила Михася, хотя ответ лежал на поверхности.

      – В данном конкретном случае – доступную красавицу. Я ж не жениться собираюсь по пути в Варшаву, а только провести время.

      – Это-то как раз понятно. – Михалина начала злиться. – Не понятно другое: зачем вы меня удержали?

      – А это просто. Чтобы посмотреть на вашу и ее