Немного тьмы (на краю света). Любко Дереш

Каких он страшилищ умел делать, ты бы заценил! Прикинь – череп собачий, вместо ушей вороньи крылья, а в глазницах рыбьи головы торчат. Ну там копыта козлиные – это его любимая тема была. Он же все равно сатанистом себя считал. И это все добро у него дома могло месяцами валяться. В доме штын стоит, шо можно матку вырыгать. Заходишь в ванную, хочешь хоть руки помыть – а там шкура какая-то двухмесячной давности в рассоле плавает. Ну, я когда к нему переехала, то он это дело забросил, все трупы повыкидывал, только чучела свои чертовы оставил. Ну, для прикола. С этим я уже смирилась…

      – Так шо там с котиком?

      – А. Ну, котик вырывается. Я захожу на кухню, говорю: «Ну-ка не мучай животных!» Он испугался, и котик убежала через двери. А котяра такой зачуханный, шо страшно дотронуться. Весь в парше какой-то, облазит, блохастый – фу! Я к Витасу, у тебя шо, блядь, совсем головы на плечах нет? Соображаешь, шо делаешь? А он только стоит и лыбится. И тут я смотрю – а у него вся грудь в крови. У меня аж ноги занемели, как я то увидела. Короче, он себе всю грудь порезал, аж до живота. А от котика еще кровь размазалась, шерсть поналипала. Меня там чуть не стошнило. Ты, кричу ему, ты шо делаешь, демон? А он стоит, улыбается. Ну и рассказал, наконец, шо он задумал. Сказал: готовится стать первым космонавтом.

      – Кем-кем?!

      – Первым космонавтом, так и сказал. За несколько дней те его раны, шо он к ним кота прижимал, загноились и начали сочиться. Он это все дело аккуратно бритвочкой соскреб – и на блюдце. И все выделения, вместе с кровью, с коркой засохшей схавал. Ну, ты представляешь, какой человек больной?

      – А чё он это делал?

      – Он хотел научить свой организм питаться самим собой. Мечтал вырастить на себе колонию лишая, выделения которого можно было бы хавать. Витас больше не хотел делать чучела. Он захотел стать первым космонавтом на самоподдержке. Которого не надо было бы обеспечивать хавкой. Типа, что будущие космонавты все такими и будут – с лишаями на теле, которые они будут жрать. Я, когда это услышала, поняла, шо пора сматываться. Ясно: у пацана предохранители перегорели. А тут он заявляет, что в космос хочет лететь не один, а со своей боевой подругой. Которая тоже, между прочим, должна быть самодостаточной. Короче, хотел и мне на животе раны сделать. Чтобы не голодала на орбите.

      – А ты?

      – А я не согласилась. Сказала, пусть ищет себе новую подругу. И ушла. Но я ж такая, ты знаешь… Где бы я человека больного бросила. Ну, и вернулась. Через две недели…

      А Витас стремительно двигался к своей цели. Кроме собственных струпьев он практически ничего не ел. Живот превратился в сплошную гнойную рану, и Витас методически откраивал на коже каждый раз новые и новые наделы для гнойных культур. От него разило гнилью. Казалось, Витас совсем не понимал, что делает, однако делал все методически, последовательно, и главное – очень целеустремленно. Чтобы снять напряжение перед полетом, Витас громко слушал «Throbbing Gristle».

      – Я пришла к нему всего на пару минут, только посмотреть, как он там живет, – Вика сглотнула слюну и замолчала.

      – Но