Змий. Алина Кирикова

приступили к своей работе. Девицу ту, Софию, видно, не любили в группе, но не любили не оттого, что она плоха, а из зависти, где-то глубоко внутри себя тайно восхищаясь ею и себя же за это ненавидя. Интересно вот еще что: Софи приходилась совсем ни к месту, выбивалась из общей массы и совершенно отличалась от других барышень. Лицо ее было на редкость благородным. Сначала даже подумал, что она Романова, но мысль эта вскоре показалась мне смешною, хотя после я буквально не мог оторвать от нее взгляда. «Какие знакомые черты у этого точеного лица, будто где-то я уже ее видел», – заглядываясь на Софию, размышлял я. Девица находилась у окна, свет того яркого дня ниспадал на нее, очерчивая в желтый квадрат оконной рамы. Лучи эти распадались вокруг Софи на блестящие пылинки, она будто светилась ореолом. Волосы ее отливали медью, но притом девица не была рыжей, напротив, в тени локоны ее обретали обычный русый оттенок с уходом в карамель. «Филигранно исполненное лицо, особенно эти зеленые глаза», – тщательнее всматривался я, с каждым разом примечая в Софи что-то новое, но в то же время что-то поразительно знакомое.

      Пока девушки рисовали, мне вздумалось совершить перестановку. В течение часа я всеми силами пытался придать бедному кабинету, что больше походил на тюрьму, чем на класс, более благородные виды. И вышло у меня, к слову, неплохо. Барышни неотрывно наблюдали за процессом, отвлекаясь от рисунков. Покончив с перестановкой мебели, я просил в кабинет скрипку и, пока девушки что-то делали, исполнял им спокойные мелодии. Конечно, приходилось и отвлекаться от безделья, подсказывать ученицам, направляя или вовсе исправляя работу. Имен всех девушек не запомнил, их было около пятнадцати, но выделил для себя общий, весьма выраженный контрположительный настрой. Во все пребывание среди барышень никак не мог отделаться от некоторого навязчивого страха и волнения. Многих учениц заметно раздражало не только мое присутствие, но и изысканность моих нарядов, печатка на мизинце и благородный вид. Порою дальше всех находящиеся девушки взглядывали на меня с конца класса с такою остервенелой злобой, что в груди невольно возникало острое желание убежать или, как в самом начале классов сказала Евдокия, броситься в окно.

      Занятие художеством продлилось до вечера. Когда я уходил, никто из воспитанниц института, кроме Софии, так и не удосужился со мною распрощаться и отблагодарить меня, хотя я довольно громко вставил свое: «до свидания, барышни!». Единственное, что бы отметил небольшой сноской, когда уже выходил, кто-то насмешливо мне бросил вслед: «Софию светлейшую с собой заберите, князь!».

      После классов я устремился на Фонтанку к купцу Хомякову за подарком для Тани, который заключил в красивую коробку в особняке на Миллионной. Затем заезжал переодеваться на Английскую, там же репетировал и речь.

      Пока добирался до Уткиных, началась сильнейшая метель. Глядя в окно на белые снега, я почему-то подумал про Софию. «Нет, точно уже пересекался с нею, либо она действительно случайная дочь кого-то из Романовых», – вспоминалось мне.

      По