Змий. Алина Кирикова

все равно, – тихо ответил я.

      Часы стучали, механизм ходил то в одну сторону, то в другую, нарушая тишину отсчитыванием последних минут моей жизни.

      – Ничего, – добродушно произнес Керр, взяв мою руку. – Помни, Адольф, человек, у которого есть мечта, будет жив в любом случае, и на войне, и в дуэли. Человек без мечты не жилец. У тебя есть мечта?

      – Феликс Эдуардович, у вас какая мечта? – переводя разговор с себя на Розенбаха, перескочил я.

      – Мне-то уж не о чем мечтать, кроме спокойствия и тишины, я в своей жизни сделал достаточно, – с намеком отвечал тот.

      – А я за тридцать пять так никого и не полюбил, – грустно начал Альберт, рассеивая тишину. – Возможно, не к возрасту романтичен и сентиментален, но все мечтаю встретить одну единственную и любить ее так сильно, чтобы душа сладостно трепетала.

      – Неужели вы никого не любили? – удивился я.

      – Все не то, – ответил Керр, махнув рукою.

      – Ага, конечно. Мне-то известно, – прищурился Розенбах.

      – Что известно? – задумался Альберт, как бы что-то припоминая. – Я же сказал, все не то. Одно дело – любить по молодости, по физике, ради плотских наслаждений, и совсем другое – любить душой. Страсть, скажем, вещь временная, а любовь, настоящая любовь, безвременна. Только настоящая любовь подходит для создания семьи, а я хочу семью.

      – Ну да, конечно! Вы еще скажите, что внешность не важна вам! – усмехнувшись, по-немецки прибавил Феликс, на что Керр заметно вспыхнул; глаза его загорелись.

      – Внешность важна, но духовная составляющая на первом месте, – размеренно ответил Альберт. – Адольф, твоя очередь отвечать, увильнуть не получится. О чем ты мечтаешь?

      – Мне все равно, – отрезал я, вернув в гостиную всю ту же задумчивую тишину с отстукивающими часами.

      – Значит, после дуэли займемся твоей мечтой, ее непременно стоит отыскать. Договорились, друг мой? – обеспокоенно предложил г-н Керр, на что я рассеянно кивнул. – Придумал: мечтай найти мечту, хотя бы ради завтрашнего дня. Мечта всем нужна, Адольф.

      Таким образом, мы с друзьями просидели до половины пятого, а затем разошлись спать. Не знаю насчет Альберта и Феликса, но я все время проходил из стороны в сторону, вспоминая прошедшую жизнь: «неужели это все? – думалось мне». То я бормотал эту фразу, то размышлял над ней, снова и снова повторяя ее одну, как односложное стихотворение.

      В шестом часу мы уже выдвинулись на назначенное место. Дорога продвигалась тихо, без лишних обсуждений. За окном страшно свистел ветер.

      В качестве секундантов Мишель избрал себе своих любимых шутов: Державина да Девоян. До начала поединка врач Лонберг подал какие-то бумажки Розенбаху – моему распорядителю. Тот послушно подписал их и поглядел на меня: «до свидания», – было написано на его усталом конском лице. Зачем-то привезенный на дуэль мальчик Твардовский сначала вел себя вполне спокойно и не показывал перепуганного вида, наивно надеясь на решение