Непокоренные. Татьяна Хорунжая

закрыл дверь опустевшего двора.

      – Ну что ж, не привыкать, – сказал он, устало присев на

      завалинку. – В коллективизацию, почитай 10 лет назад –

      нам и козы не оставили…

      * * *

      Власть не могла накормить всех голодных. Единственной и непреложной целью всего государства, каждого города, каждой деревеньки и каждой семьи стало

      обеспечение всем необходимым солдат, потому что им и

      так приходилось туго, а голодный солдат не мог защитить и себя, не то что нашу необъятную Родину. Всѐ для

      фронта, всѐ для Победы.

      Личные хозяйства давали мизер, которого не могло

      хватить до весны. Все, как и в предыдущие годы, рассчитывали на часть колхозного урожая, которая была положена и по нормативам, и по закону совести, но война перечеркнула все планы. Раздавать людям было нечего.

      После окончания всех полевых работ в этом году – летней страды и осенней уборки полей от картошки, свѐклы

      и прочих овощей, – когда пришло время делить урожай,

      оказалось, что неимоверными усилиями всѐ же выполнив

      все необходимые поставки государству зерна и овощей,

      из собранного урожая не осталось ничего, чем можно

      было бы оплатить труд крестьян за последние полгода.

      Мы кормили себя сами – всем, что можно было есть.

      Летом был огород. К тому же, дети деревни ходили в

      лес, собирали всѐ, что было пригодно в пищу. Особенно

      радовали нас, едавших сахар только по праздникам, ягоды – земляника, полевая клубника, малинка, потом черника и ближе к осени – брусника. Вкуснотища!

      А к осени приходилось всѐ туже и туже завязывать

      пояса.

      Когда мы докопали картошку на своем огороде и покидали еѐ в большую кучу перед погребом, я схватил несколько картошин, чтобы, как раньше, вместе с мальчишками запечь еѐ в костре. Мать увидела.

      – Не трожь картошку! – прикрикнула она. Я отдернул руки. – Вынем на особый случай… – тихо добавила

      она.

      Я посмотрел на младшую сестру. Тоже хочет картошки, по глазам видно. Но молчит.

      – Почему мы не едим картошку? – возмутился я. – У

      нас же еѐ много!

      – Много? А весной что сажать будешь?

      И правда: когда мать отложила на семена необходимое количество картошки и ржи, оказалось, что на еду

      остается совсем мало, и нужно постараться «растянуть»

      их подольше, а лучше всего до следующего лета. Мы

      стали беречь каждую картошину, каждую кружку муки.

      И если и ели когда картошку, то вместе с кожурой, чтобы

      еѐ было больше – чистить никому даже не приходило в

      голову.

      Я ел больше всех. Никто столько не ел – ни мама, ни

      дед, ни тем более младшие, и за это мне было стыдно. Я

      старался есть поменьше, но у меня никак не выходило.

      Кушать хотелось всегда, постоянно, день и ночь…

      Мы открыли для себя ранее неизведанные продукты.

      По