Непокоренные. Татьяна Хорунжая

кушают.

      – Нет-нет, спасибо, мы пойдем! – женщина поспешно

      накинула на плечи тужурку. Мать подошла и сняла с неѐ

      тужурку.

      – Пока не поедите – никуда не пойдѐте.

      Пришлось женщине сесть за стол.

      Взрослые ели не спеша… И только блестящие, жадные, голодные глаза сестѐр выдавали, что сегодня и у нас

      редкий праздник. Они вместе с черненьким мальчишкой,

      как волчата, хватали с блюда горячую картошку, и не

      дожидаясь, когда она остынет, ели еѐ прямо с кожурой.

      – Куда вы теперь? – спросила женщину мать. Та неопределенно пожала плечами:

      – Подальше от границы… Если бы не дети, я бы там

      осталась… – Женщина вновь поблагодарила за ночлег и

      стала собираться в путь.

      Дед снова подсел к черненькому мальчику и пригладил бороду.

      – Ну что, товарищ, останешься у нас жить?

      «Товарищ» на секунду задумался.

      – А топориком поработать дадите? – он уже успел

      заметить во дворе дедушкин верстак.

      – Дам. Хорошему делу нужно обучаться с детства.

      «Товарищ» довольно засопел.

      – Ну что ж тогда не пожить-то…

      – Как, говоришь, тебя кличут?

      – Мургун Тай… – торжественно начал мальчишка.

      – Да-да, вспомнил… Алексей тебя зовут. Лѐшкой будешь, – подытожил дед. – Орешкин твоя фамилия. Запомни. Когда в деревне спрашивать будут, чей ты да откудова – скажешь.

      Мать, не сказав ни слова, взяла за руку нового едока и

      повела отмываться от картошки, будто он всегда жил с нами.

      Женщина с благодарностью посмотрела на деда.

      – Бог спасѐт…

      – Да будет! – отмахнулся дед. – Где семеро прокормятся – там и восьмому найдется.

      * * *

      Рано похолодало в этом году. Погода, будто сговорившись с фашистами, была немилостива к нам. Всѐ дожди да холод. Дров колхоз не давал. Чтобы согреть избу,

      мы собирали в лесу хворост, выкорчѐвывали и распиливали тяжеленные пни.

      Как-то раз, когда я возвращался со своей вязанкой по

      проулку, мимо нашего дома проходил Павлушка со своей

      компанией. За плечом он нес жиденький узелок из грубой мешковины. С этим узлом он ходил по большим

      праздникам – на яблочный спас, например, или на родительскую – на кладбище и собирал яблоки, лепешки и

      прочие сладости, которые жители деревни давали на помин. В последние дни он наладил «ходить на дОбычу» –

      бродить по соседним деревням и спрашивать во всех домах, нет ли у них «лишней» еды. Сейчас он возвращался

      «с дОбычи» домой довольный и уставший.

      – ЗдорОво, Николайка! – пожали мы руки.

      – И что, много тебе дали? – спросил я, кивнув в сторону его мешка.

      – Ну, много – не много, а чтоб не помереть с голоду

      – хватит. А вот смотри! – он полез куда-то за пазуху и с

      гордостью достал огромные колючие носки из