Жнивьё. Мэд Эссенс

зачатке – в земле. Один раз выброс ядовитых химикатов в почву сыграл свою роль, ослабив деревья, предполагалось, что выброс куда большего количества химикатов может помочь и во второй раз.

      – Я слышу недосказанность. – угрюмо прервал я мистера Ллойда.

      Ректор прочистил горло и медленно продолжил:

      – Уильямс пропал. Связь с Академией прервалась неделю назад. Он говорил, что команда учёных редеет с каждым новым днём, но наработки яда у них уже есть. А потом тишина. Нам нужны эти наработки, Энтони. Привези их сюда, а уж тут мы доведём всё до ума. Если слова Уильямса верны и он сам не потерял светлый ум из-за заражения, то мы сможем планомерно выкосить всю пшеницу и убить её. Сработает – расскажем об успехе солдатам, а те передадут всё в Министерство, и будем надеяться, что поделятся этой информацией с другими странами, если вдруг пшеница вылезет у наших «соседей». Так просто. И так тяжело одновременно.

      – Кто ещё пойдёт со мной? Я ведь не стану делать это в одиночку, так ведь?

      – Мы бы давно отправили туда обычных солдат или таких же беглецов, которые приехали с тобой. Но если верить Уильямсу, то там тысячи страниц, в которых написаны результаты всех экспериментов, даже неудачных. Должен быть как минимум один человек в отряде, который разбирается в химии ядов и сможет выцепить именно нужные знания, а не кучу барахла. Там нет волшебной странички с формулами, на которой написано «Идеальный рабочий вариант!», мы не знаем точно, как выглядят последние исследования и их результаты, а кишащая там живность в лице поехавших уродов вряд ли даст необученному человеку время на разбирательства. Нужен человек, который сходу отделит зёрна от плевел.

      – Почему не выделили кого-то из Института? Неужели не осталось хоть кого-то, кто также перед лицом смерти не решился бы пойти в лес?

      – А почему убежал ты сам, Энтони? – спросил мистер Ллойд и по одному лишь его взгляду я понял, что мой ответ он уже знает.

      – Я… Видел Лодермейн. Как умерли родители. Они до последнего отговаривали меня, просили уехать как можно раньше. Я не послушал. Но после того ужаса, что творился в заросшем пшеницей городе, я понял, что перспектив практически нет. Как и возможностей для спокойной жизни…

      – Многие работники Института увидели гораздо больше, чем ты. Держались до последнего, но у всех них был предел. Они тоже уезжали, их тоже возвращали сюда солдаты, но все они отказывались и предпочитали короткую, опасную жизнь, чем попытаться дойти до Академии. Даже тогда, когда связь с Уильямсом и его командой была постоянной. Последние несколько недель мы только и делаем, что ищем человека, который подойдёт для отправки в лес. Наша команда учёных и без того сократилась настолько, что доработка яда будет долгой и очень сложной. Я берегу лучших из лучших, пока они сами этого хотят. А с тобой… У нас появилась надежда.

      – Хотите сказать, что за всё время с начала оцепления сюда не притащили ни одного бывшего студента? – по-прежнему недоумевал я.

      – Пойми