Проклятие её моря. Карина де Сантис

искреннюю улыбку, она коротко постучалась в дверь каюты и вошла в нее, перед этим выпустив на волю Мигеля, который явно заскучал в одиночестве.

      Посреди каюты, которую освещали теплые и ласковые лучи солнца, стояла Чайка. Босая, она уже успела нацепить сухие штаны. Темная рубаха валялась на столе, пока сама она завязывала маленький узел на груди. Она вновь перетянула ее бинтами. Это зрелище было по-своему удивительным и красивым. Лучи солнца скользили по ее телу, опоясывая его. Показывали подтянутый живот с парочкой бледных шрамов, бордовую корочку раны на боку, которая медленно затягивалась. Татуировку ухмыляющегося черепа со скрещенными костями на ребрах, которая была набита справой стороны. Еще одну рану на предплечье, имевшую некрасиво-красный оттенок. Проклятую метку под левой ключицей, которая сейчас, при свете солнца, переливалась бирюзовыми и лазурными оттенками, оставив свою черную сухость в прошлом. Острые ключицы и шею с намеком на адамово яблоко. Спутанные влажные темные волосы, вьющиеся возле подбородка.

      – Мисс Бернадетта?

      Капитанша внимательно смотрела на нее. А сама аристократка чуть ли не со стыдом поняла, что какое-то время бездумно пялилась на обнаженное тело. Но ведь, если так подумать, она еще ни разу не видела ее тела. Тогда, после абордажа, Бернадетта была сосредоточена исключительно на ранах, и обнаженная кожа ее ничуть не интересовала. Но сейчас же… грех было не засмотреться.

      – Да, капитан?

      Она ответила вопросом на вопрос, беря себя в руки и надеясь, что на лице не отобразилось непотребных эмоций. Вот только капитанская усмешка уже говорила об обратном. Не говоря ни слова, капитанша натянула на себя рубаху, поправив завязки.

      – Вы до сих пор утягиваете грудь?

      – Мне так спокойней.

      Бернадетта кивнула, облизав губы. Если бы не эта утяжка и вечно собранные в хвост или пучок волосы, то можно было почти что без труда определить пол Чайки. Вот почему она всегда уделяла своему облику тщательное внимание. И редкие порезы на ее лице были частью маскарада и обмана. Без них ее лик был в разы привлекательнее.

      – Как Вы? – Бернадетта все еще оставалась стоять на своем месте, наблюдая, как усмешка быстро покидает ее лицо после заданного вопроса.

      – В порядке, – отозвалась Хортенсия, дернув плечом.

      – А если без лжи?

      Она криво улыбнулась и отвернулась, оперевшись руками о стол и отводя глаза в сторону. Скрытность боролась в ней с желанием рассказать правду. И Бернадетте трудно было сказать, кто победит.

      – У меня все еще побаливают раны, и временами кажется, что у меня нет никакого будущего. Я жутко хочу есть и перестать бояться, – проговорила Чайка, сутуля плечи, будто бы на них обрушился весь груз той правды, которая сейчас прозвучала в каюте. Как и в тот миг, когда впервые стала рассказывать про свою семью. Интересно, что из ее рассказов ложь, а что – немного исковерканная правда?

      Бернадетта, тихо ступая по полу, приблизилась к капитану. Она была выше ее на целую голову и так ясно это ощущалось только