Две жизни. Владарг Дельсат

«рельсовая война». И группы уходят, чтобы пустить под откос поезд, а я очень надеюсь, что все вернутся живыми, но, конечно, готова ко многому. Моё место – в санитарной землянке, с ранеными, именно там я веду свой бой, так мамочка сказала. У всех детей есть занятия, чтобы не думали сбегать повоевать.

      – Маруся! – зовёт меня тётя Варвара, заставляя отставить в сторону котелок с кашей и быстро бежать к ней. Потом поем, чего уж там.

      В землянке девушка незнакомая лежит и плачет. Только я вижу, она не от того, что ноги прострелены, плачет, а потеряла кого-то. Я уже знаю, как плачут по близким, а как от боли, поэтому вздыхаю, принимаясь за дело. Нужно сапоги и штаны ей разрезать, чтобы ноги обнажить, а там тётя Варвара посмотрит и решит – просто бинтовать или надо оперировать.

      – Потерпи, сейчас легче будет, – привычно уговариваю я девушку, которой, кажется, всё равно, что с ней делают.

      – Напарницу она потеряла, – объясняет мама Вера, помогающая мне с раненой девушкой. – Сестру, считай, вот и…

      – Поняла, – киваю я, начав совсем иначе разговаривать с Катей, её Катей зовут.

      Я знаю уже, как правильно разговаривать надо, чтобы если не отвлечь, то хотя бы злость разбудить. Вот и говорю ей, что жизнь не закончилась, а за сестрёнку просто необходимо отомстить. Она лётчица, фрицев поганых бомбила, но ночью, а потом заблудилась, да и сбили её… Её сестрёнку убили, а она непонятно как сумела с парашютом выпрыгнуть. Фрицы хотели бы найти её, но партизаны их планы слегка подкорректировали, поэтому фашисты умерли, а Катю к нам принесли. Вот как-то так звучит её история.

      – Навылет, – резюмирует тётя Варвара. – Но побилась, потому на шину бинтуй.

      – Ага, – киваю я, принимаясь за дело.

      Гипса у нас нет, поэтому нужно по-хитрому: сначала один слой, на него шину, а потом уже по-людски. Это целая наука, как правильно повязки накладывать – десмургия называется. Я уже хорошо умею, потому что научили, ну и практика большая, уже без пригляда работаю да ласково разговариваю с Катей, как с маленькой девочкой.

      В прошлом году дело было, девочку нам принесли обожжённую, она как-то сумела из полыхающего амбара выскочить. Фрицы поганые людей жгли, а она спаслась. Вот эта Алёнушка и переменила меня, сестрёнка у меня меньшая теперь есть. Да, как я её выхаживала, свои страхи позабыв, так и стали мы родными будто. На урок с младшими сейчас убежала, потом вернётся, конечно. Любит она со мной сидеть, да и мама наша себя мамой действительно чувствует, это заметно.

      – Ты заканчивай, а я вам поесть принесу, – говорит мама Вера, уходя, ну а я дальше работаю.

      – Как звать тебя? – тихо спрашивает меня Катя.

      – Марусей, – улыбаюсь ей я. – А ты моей сестрёнкой будешь, – уверенно говорю я.

      Я вижу, что нет у неё никого. Не знаю как, но умею я чувствовать некоторые вещи, вот и сейчас точно ощущаю, а Катенька раскрывает глаза пошире – удивляется она сказанному. Так удивляется, что и плакать забывает. Вот