Две жизни. Владарг Дельсат

твари поймали меня, чтобы замучить. Но прошло то время, когда я не знала, как сопротивляться.

      На земляном полу я обнаруживаю тряпку, оказавшуюся платьем. Не сильно целым, но платьем, поэтому прикрыться хватит. Вот белья я нигде не вижу, но придушенный мне сейчас всё расскажет. А нет, не расскажет… Похоже, он убился в падении. Обыскиваю, обнаруживаю наган с горсткой патронов, шашку и символику на папахе, мне что-то напомнившую. Вот только что, запамятовала.

      В сарай никто не ломится, значит, время есть. Надо себя осмотреть хоть как-нибудь. Что со мной случилось и почему я ничего не помню – вот в чём вопрос. Почему полицай так одет, меня не интересует, как и то, чем он меня. Предатель есть предатель, нечего и размышлять. Кажется, я то ли похудела, то ли младше стала… Ноги подгибаются, но это и понятно.

      Выходит, снова я одна в тылу подлого врага, ну да ничего. Главное, чтобы с мамой, Катей и Алёнкой всё было хорошо, а фрицев поганых я сама поубиваю. Надо будет партизан найти, медсестра им точно пригодится. За голенищем сапога предателя нахожу неплохой нож, потому, натянув на себя остатки платья, осторожно пробираюсь к двери, оказавшейся незапертой.

      – Эй, Василь! – слышу я. – Ну что, оприходовал кусачую?

      Судя по всему, это обо мне. Учитывая хохот, это не один человек, значит, сразу стрелять нельзя, надо или темноты дождаться, раз уже первые звёзды появились, или осмотреться повнимательнее. Решаю сначала осмотреться, потому что в отряде я хорошую школу прошла.

      Итак, вижу с пяток коней, телегу с пулемётом, по типу тачанки Гражданской, лежащие мёртвые тела женщины и двоих детей лет семи-восьми. Судя по характеру ранений, шашкой их убили. А меня, видимо, снасильничать хотели, да не далась я, потому решили забить из злости своей звериной. По крайней мере, на это похоже, выходит, нужно мне подождать, пока полицаи успокоятся… Хотя… Если они все здесь, то за тачанкой не смотрит никто.

      Шанс у меня есть, и хороший шанс. Ведь они же думают, что всех убили, а девчонка разве сладит с пулемётом? Вот если была бы я простой девчонкой, то запорол бы меня фашист проклятый, а потом всё равно сделал бы своё дело, как с девочками на той самой полянке. Но только я партизанка, и так просто им не уйти. Хоть одного фрица убить – уже помощь великая, а их тут вона сколько, ещё самогоном наливаются, палачи проклятые…

      Я ползу в сторону тачанки, решаю её так называть. Темнеет постепенно, но мне не страшно, потому что я партизанка, а передо мной враг. И этот враг должен лежать в земле – за маму, за Алёнку, за Катю! Странно, но конь, впряжённый в телегу, никак на меня не реагирует. Я растягиваюсь на свежем сене, которым укрыто дно, ещё раз рассматривая врагов. В пулемёт заправлена лента, и только предохранитель стоит. Головотяпство знатное, товарищ командир бы за такое точно не похвалил. Ну а мне легче.

      Ещё даже не понявшие, что за щелчок донёсся до них от телеги, гадины фрицевские начинают умирать. Они не стремятся упасть на землю, а начинают носиться