Две жизни. Владарг Дельсат

ещё хочется, всё-таки давненько меня не били именно так. Вздохнув, раскрываю котомку, надо сыр в первую очередь съесть, он испортиться может, жалко будет.

      Ещё бы умыться, но это можно и потом. Интересно, послышался мне какой-то очень отчаянный крик или нет? Скорее всего, послышался, нет же никого в округе. Нужно собираться и идти, хотя до вечера времени много, наверное, но я маленькая, идти будет непросто. Не было бы у меня опыта, точно в беду попала бы, это я понимаю, из кустов наблюдая за дорогой. А по ней движутся незнакомые машины, точно не наши, потому что кресты нарисованы. И движутся они к городу, а не от него. То есть это немцы? Почему наши не прогнали их прочь? Не захотели? А мне что делать?

      Не знаю, чего от них ожидать, поэтому не пойду на дорогу. Тяжело вздохнув, возвращаюсь обратно к лесу, понимая, что лёгкой прогулки не получится. Обидно, конечно, но ничего не поделаешь. Иду дальше по тропинке примерно в направлении города, а там указатели же будут, хотя восток по деревьям определить можно. Уж этому-то меня научили.

      Я иду час, наверное, потом ещё один, бахи и бухи удаляются куда-то вперёд, а я не понимаю, где же наши? Ведь даже в песне было о могучем ударе, где он? Ощущаю себя какой-то потерянной, потому что за весь день, пока иду, не видела ни одного нашего. Разве такое может быть? Не верю и потому выхожу поближе к дороге, чтобы посмотреть, но там только с крестами машины и даже, кажется, танки, а больше ничего и никого нет. А нет, вон кто-то лежит, но я туда не пойду. Это дорогу переходить надо, а по ней машины носятся.

      Переваливает за полдень, судя по солнцу, я останавливаюсь, чтобы поесть, и тут опять слышу крики. Вот кажутся они мне знакомыми, но кого я тут знать могу? А от лагеря я уже далеко отошла, да и вряд ли девчонки будут так ссориться, что окрест слышно. Наверное, птица какая так кричит, а я одна совсем, вот и кажется мне. Слыхала, что такое бывает, когда совсем одна… Эх… теперь мне долго одной быть придётся, боязно мне к людям идти.

      Вот так я иду, рассматривая кусты, деревья, прислушиваясь, хотя, кажется, уже далеко бахает что-то. Наверное, город надо обойти, кстати. И вот тут я выхожу на поляну, которая совсем возле дороги находится. Заметно, что тут ездили, потому что трава примята, а на ней… Я даже сразу не понимаю, что вижу – тела белеют. Испугавшись, медленно подхожу поближе, замирая.

      В скитаниях я много чего видела, потому знаю, для чего у нас срамное место используют, но вот вид истерзанных девочек заставляет меня сесть на корточки и заплакать. Это наши девочки из детдома, те, кто постарше, и они не дышат. Я сразу это вижу, когда медленно приближаюсь. Хочется визжать, но очень страшно, поэтому закрываю себе рот руками, увидев… И тут раздаётся тяжёлый стон. Я буквально прыгаю в ту сторону, чтобы увидеть Машку. Она вся в крови, не знаю, что с ней делали.

      – Маша! Маша! – тормошу я её. – Что случилось, Маша?!

      – Бе-ги… – с трудом произносит она. – Это не-лю-ди…

      С большим трудом совершенно