Две жизни. Владарг Дельсат

Тогда, если поймают, точно замучают так же, как девочек. Я живая, получается, только пока не поймали. А как только – то о смерти молить буду. Значит, нельзя, чтобы меня ловили, потому что очень страшными немцы оказались. А если хоть кто-нибудь из наших выжил, он же меня защитит?

      Хотя кому я нужна… Нам всем это очень хорошо объяснили уже: не нужны мы никому, только самим себе, а немцам – и вообще только для одного, и то ненадолго. Я тихо всхлипываю, проваливаясь в тяжёлый сон.

      ***

      К дороге идти было плохой идеей, я это теперь-то уже понимаю. Я вылезла осмотреться, но была замечена немцами. Они засмеялись и что-то кинули в меня. Теперь голова болит, и кровь ещё есть, поэтому я замываю её у ручья. Звери какие-то, что я им сделала? Страшные какие-то враги… Нельзя к дороге ходить.

      Голова кружится, поэтому этот день я просто лежу. Когда идти трудно, надо полежать, тем более что хлеб пока есть. Водичку я тоже набрала и место себе устроила. Есть чем поплакать, и о чём тоже. Страшно мне так, как не было даже, когда мамку замели. Жутко просто, но нужно идти. Вот завтра, если полегче станет, хоть ползком, но пойду. Что происходит, я не понимаю.

      Просыпаюсь, когда уже темно, от криков. Кто-то кричит, потом слышится «та-та-та», после чего становится тихо. Страшно… Но никуда я по темени, конечно, не иду, а стараюсь уснуть, что у меня не получается. Значит, надо дальше идти. Голова ещё побаливает и совсем чуточку кружится, но умирать я пока не хочу, поэтому небыстро иду, ориентируясь по деревьям. Нужно же с пути не сбиться ещё. Прохожу совсем рядом с дорогой, видя, кто кричал ночью. Лежат тела… По-моему, всю семью убили и ограбили, потому что нет у них почти ничего. Кажется, я скоро к этому привыкну. Мёртвые солдаты тоже встречаются.

      Я иду… Иду, иду, при этом не происходит совсем, кажется, ничего. Шелестит ветвями лес, в синей высоте проплывают облака, ярко светит солнышко, и кажется, нет никакого врага вокруг, но рычит моторами недалёкая дорога, отчего мне просто очень страшно.

      Дойдя до города, я всё же решаюсь зайти в него. Иду вдоль стеночек, как когда-то давно, потому что попадаться мне нельзя. Моя цель – станция, там поезда ходят, вдруг смогут меня хоть куда отвезти. На улицах мёртвые люди валяются, и город как будто вымерший, что меня пугает ещё сильнее, и я поворачиваю назад.

      Я наблюдаю за происходящим в округе, не спеша выходить к людям. Просто-напросто не знаю, кому можно доверять, а кому нет. Выходит, что пока совсем никому доверять нельзя. Это странно, конечно, но возможно. Помню, и выдавали из «лучших побуждений», и били непонятно за что, так что сейчас, скорее всего, то же самое, только не бьют, а убивают. Уже несколько раз видела лежащих тётенек и дяденек. А быть на их месте я не хочу, поэтому и пробираюсь по лесу, случайно наткнувшись на него.

      Военный лежит и тихо стонет, а ноги у него в крови все. Будто что-то толкает меня – я осторожно приближаюсь к нему и пою из фляги, найденной на мёртвом военном ещё в первый