Две жизни. Владарг Дельсат

поганые, – усмехаюсь я, не опуская револьвера. – А день нынче какой?

      – Да двадцать пятое мая уже… – вздыхает он, а потом заставляет чуть ли не выронить оружие. – Одна тысяча девятьсот двадцатого года.

      Нет! Такого не может быть! Может, он врёт? А зачем ему врать-то, да ещё и так? Но тогда… тогда мамочке два года, а Катенька и Алёнка ещё даже не родились. Револьвер в моей руке опускается и очень плакать хочется, потому что… Куда теперь спешить? Стоп, сейчас же Гражданская идёт, а я её хорошо знаю, можно же уберечь товарищей от ошибок! Нужно спешить! Но стоит мне только повернуться спиной к деду, как он приглушённо охает. Наверное, кровь проступила, но это и неважно, сейчас моё платье само по себе повязка.

      Я забираюсь в телегу и продолжаю движение. Только затем понимаю, что сваляла дурака, не спросила, где нахожусь. Хорошо бы выйти в полосе первой конной… Там я много кого знаю по именам, потому что наш учитель у самого Будённого служил! А им мне есть что сказать, изображу, что узнала важную информацию, тогда и поверят, да, правильно!

      Наверное, надо будет остановиться и дальше по лесам, потому что в одно лицо я фронт не прорву. Встану где-нибудь, где белых поболе, и накрошу, сколько ленты хватит, а потом убегу. Решив, что так правильно, несусь дальше, слыша уже не только далёкую, но и близкую орудийную пальбу. Значит, линия фронта близко, надо подобраться поближе, очень надо…

      За пригорком открывается небольшой лес, за которым в чистом поле стоят пушки. Значит, можно поставить телегу в упор, рядом с деревьями, а когда патроны кончатся, в лес уйти. Там не достанут, кишка у беляков тонка, я это точно знаю. Какое-то у меня весёлое такое состояние, наверное, это потому, что наплевать мне на смерть. Гражданская вокруг или же новая фрицевская игра – я просто накрошу их побольше, а потом будь что будет.

      Спине неожиданно становится больнее настолько, что голова кружится и во рту металлический вкус появляется. Ну хирургов здесь нет, бинтов тоже – помру, так помру, хоть чего полезного перед смертью сделаю. Побили меня сильно, видать, ну да за себя я уже отомстила, а теперь и за других отомщу.

      Выставляю телегу так, что от позиций, где беспечные артиллеристы куда-то палят, меня не заметно. Видно, что не фрицы, у тех и охранение есть и много чего ещё, а эти считают, наверное, себя бессмертными – вот и хорошо. Я ложусь в телегу, меняю ленту, хотя второго номера у меня нет, но, надеюсь, не заклинит. И вот тут как раз откуда-то доносится «Ура». Артиллеристы начинают бегать активнее, значит, пришло моё время.

      Первая пристрелочная очередь ложится хорошо, ну а потом я бью по мечущимся, не понимающим, откуда стреляют, врагам. Огонь смолкает, не до пушек им, а я всё стреляю, пока пулемёт работает. От сотрясения становится всё больнее, я уже и не вижу, куда бью, потому что голова кружится, перед глазами темнеет, но падаю на дно я только тогда, когда вижу красный флаг.

      Чёрная река несёт меня куда-то, слегка покачивая, пока, наконец, не приносит чьи-то голоса. Я ощущаю себя лежащей