Когда страна бить прикажет…. Владимир Марфин

полоснул себя ребром ладони по горлу, и., выжидательно покосившись на раскуривающего папиросу Гладыша, обратился к Фриновскому:     – Поддержи, Михаил. Ты ведь тоже в курсе дела.

      – А я что, я не против , – равнодушно пожал плечами замнаркома. – Но сейчас всё не я, а Лаврентий решает. Он да Кобулов. С ними и сговаривайтесь.

      – Переверзеву, старый, я тебе не отдам, – опустив стекло на дверце, чтобы мог выходить дым, ответил Гладыш. – У меня самого на неё дальние виды. И она запрограммирована на большие дела. Тут уж мы не договоримся. Так что, извини. А имеешь проблемы, прижучь вербовщиков! Мало ль девок красивых везде и повсюду. Отлови проституток в «Метрополе» и в «Национале», они там с иностранцами та -акое выкручивают!

      – Да мне шлюхи не нужны, – загорячился Слуцкий. – Мне на сложных объектах жрицы требуются! Умные, надёжные, идейные, черт возьми! А твоя… Мы интересовались, отлично подходит. Так что давай по-хорошему, Иван. Иначе поссоримся…

      Гладыш усмехнулся.  Слуцкий вёл себя так же, как расстрелянный в прошлом году замнаркома Агранов. Жену его кроваво мордовали во «внутрянке», а он всё ещё витийствовал на трибуне НКВД, призывая безжалостно расправляться с врагами.   Гладыш не знал, как не знал и сам Слуцкий, что на следующий день начальник ИНО, предчувствуя арест, покончит с собой.

      – А ты меня не пугай, – глубоко затянувшись и выпустив дым, насупился Гладыш. – Я за кадры свои с кем угодно сцеплюсь. Ишь, повадились, как лиса в курятник. Сколько из Оперотдела людей перетащили? То к Миронову в ЭКО, то к Гаю в Особый!.. Ладно… этих уже нет… Туда им и дорога. Но Отдел-то оголили, а ведь с нас спрос безжалостный.

      – Со всех такой спрос, не одни вы корячитесь, – думая о чём-то своем, сказал Фриновский, бегло глянув на шофера, управляющего машиной с самым невозмутимым видом. Но старлей был проверен многократно и коварно ещё с тех времен, когда Фриновский возглавлял погранвойска. – Эвон что творится. Кому верить, на кого ставить? Сегодня ты тут, а завтра где? В каком говне? В какой трясине?

      Он беспомощно махнул рукой и умолк, вспоминая всё, что произошло в Наркомате за последние годы.  Постреляли дзержинцев, потом менжинцев, затем ягодовцев, теперь ежовцев гребут… Кто на очереди? Кто следующий?  «Велика тайна сия есть…»   Так что тут не до разборок, не до склок административных. Все виновны, все замараны.  Лишь о д и н неподсуден, но ОН всё и решит…

      Лимузин, круто развернувшись, остановился у подъезда Наркомата. Телохранители, подъехавшие в сопровождающих «эмках», споро выскочили из них, блокируя тротуар. Начальник охраны, распахнув тяжелую, оправленную сияющей медью дверь; громко крикнул в гулкое пространство вестибюля:

      – Внимание! Сми-и-ирно-о!

      И сам первый ворвался туда, требовательным жестом прекращая всякое движение. Все, кто находился в это время в помещении, тут же замерли на своих местах и, вытягиваясь, выпячивая бравые груди, жадно пожирали глазами начальство, торопливо шествующее мимо них, как всегда; озабоченное и никого не замечающее…

      СТОЯ