Когда страна бить прикажет…. Владимир Марфин

в такой близости от неё, Зинаида Сергеевна думала очень часто. Каждый день, как сегодня утром, проходя мимо Кремля и Александровского сада, она скользила взглядом по окнам зданий, выступающих из-за высокой зубчатой стены, надеясь увидеть в одном из них дорогое лицо с неизменной трубкой во рту.

      Несколько раз, ещё студенткой и школьницей, проходя в колонне демонстрантов по Красной площади, она видела Его на трибуне мавзолея, и каждый раз её сердце разрывалось от любви и гордости. Однако эти быстрые, шумные прохождения – все кричали, приветствуя Его, и она, как ей казалось, кричала громче всех, – не давали возможности по-настоящему разглядеть Вождя.   Многочисленные же портреты и фотографии, висящие повсюду, несомненно, не передавали ни Его улыбки, ни такого знакомого доброго прищура.

      Несомненно, Он мог быть и строгим, и грозным. Это было просто необходимо в затянувшейся борьбе с отщепенцами и предателями ленинского дела.   Однако в представлении Зинаиды Он всегда оставался улыбающимся милым человеком, на руках у которого так доверчиво сидела самая счастливая советская девочка Геля.

      – Ну, какой он, какой он? – многократно приставала Зинаида к дяде Алёше, хорошо знавшему Иосифа Виссарионовича по годам подполья и Гражданской войны. – Дядя Лёша, расскажи. Ты же ведь и сейчас ещё встречаешься с ним!

      Но Алексей Александрович к подобным откровениям был не расположен и отшучивался, отсылая племянницу к недавно, вышедшей биографии Сталина, сочинённой известным французским писателем Анри Барбюсом.

      – Там найдешь ты всё, что надо.

      – Да читала я её… и даже помню наизусть! Но ведь самого главного Барбюс не передает. А я хочу видеть настоящего большого и красивого человека! Не чуждого всему человеческому, как Маркс, как Ленин… Хочу знать его привычки, образ жизни, домашнее окружение…

      – Эк куда хватила, – суровел и хмурился Алексей Александрович, – Это государственная тайна… Ну а, если я скажу, что твой «большой и красивый» на самом деле низкорослый, рябой и рыжеватый, ты же мне всё равно не поверишь?

      – Не поверю, конечно. Потому что товарищ Сталин т а к и м быть не может!..

      На столе зашумел закипающий чайник. Зинаида достала из высокого, украшенного резьбой серванта тарелку с вчерашними пирожными, вазочку с любимыми конфетами "Мишка косолапый" и коробку с сухариками. Чай был крепкий, душистый, с нежной пенкой удачной заварки. Зинаида пила его осторожно, дуя в чашку и всё равно обжигаясь.

      – У-у, мерзавцы, – прошептала она в сторону двери и даже кулачком взмахнула, грозя недругам. – Ничего, погодите, ещё наплачетесь…

      Как ни странно, но в её возрасте и при её работе, одной из самых престижных в стране, она панически боялась мышей, простуды и соседей. Это было в крови с раннего детства, с первых дальних гарнизонов, где когда-то служил её отец. Правда, потом, когда он получил полк, и квартира появилась отдельная, жить стало легче. Но что помнилось – не забывалось, и опять повторилось во взрослой жизни, ещё более