Когда страна бить прикажет…. Владимир Марфин

и рютинцами были тщательно законспирированы и открылись случайно во время, казалось бы, безобидного телефонного разговора.

      После этого Зинаиду несколько раз вызывали к следователю, и она, ничего не утаивая и стараясь держать себя в руках, подолгу отвечала на все его вопросы.  Мысль о том, что она, такая идейная, целых два года жила рядом с врагом народа, угнетала и мучила. И когда следователь однажды упрекнул её в потере бдительности и попустительстве врагу, она просто разрыдалась от обиды и непонимания.

      – Ну а как же другие? Те, что верили ему, продвигали, поощряли, позволяли расти? Почему я одна должна быть виновата?

      – Мы с другими разберёмся, – ответил чекист. – Только с вас спрос особый. Вы всё время были рядом! И обязаны были, и знать, и видеть…

      – То есть попросту следить? – не выдержала она.

      – А чего же тут плохого? Это характеризовало бы вас с наилучшей стороны.

      – Ну а что бы вы сказали, если б ваша жена… – попыталась дискутировать с ним Зинаида.

      Но он, криво усмехнувшись, не дал ей договорить.

      – О моей жене сейчас речь не идёт. А вы… бога молите, что вовремя разбежались…

      Это был урок жестокий, трагический, научивший её не только осмотрительности, но и полностью повлиявший на дальнейший жизненный выбор.

      После смерти матери она до окончания семилетки жила с отцом, получившим дивизию и переведенным в Хабаровск. Однако ухудшающиеся отношения с Китаем и постоянно возникающие конфликты на границе вынудили его отправить дочь в Москву к своему родному брату Алексею и его болезненной и хрупкой жене Маргарите Андреевне.

      Зинаида не успела ещё как следует осмотреться и обвыкнуть на новом месте, как пришло сообщение, что комдив Переверзев погиб смертью храбрых в одном из сражений с чжанцзолиновцами на КВЖД. Услышав об этом, она упала в обморок. Теперь, кроме дяди и тети, у неё никого не осталось.  И они, потерявшие во время Гражданской своего сына Бореньку, умершего в Самаре от сыпняка, всю свою тоску по детям, всю любовь и нежность страстно перенесли на Зинаиду.

      Правда, дядя Алёша, знаменитый в прошлом подпольщик, а теперь один из ближайших помощников Молотова, дома почти не бывал. Да и тетя Рита, несмотря на ухудшающееся здоровье, продолжала работать в МОПРе и в Обществе старых большевиков. Так, оттуда однажды увезли её в Боткинку, из которой она уже не возвратилась.

      Вспомнив тетю, Зинаида Сергеевна замедлила шаг и со вздохом оглянулась на знакомые окна на четвёртом этаже большого серого дома, монолитно вознесшегося у Каменного моста.

      «Надо будет в воскресенье съездить на Ваганьково. Может, дядя Лёша тоже выкроит часок. Как он там сейчас, всё один да один? Кроме Иры, домработницы, и поговорить не с кем, да и какой от неё прок, у неё лишь женихи на уме… Но и я хороша, – укорила себя Зинаида. – Почти рядом живём, считай, через дорогу. А всё времени нет ни у него, ни у меня. Вот ведь жизнь окаянная, крутимся, как заведённые…»

      Из Боровицких ворот Кремля,