Танец между временами. Михаил Владимирович Суворов

в руках, пальцы цепенели, как в 1994-м под насмешками Жана и Софи. Она споткнулась у столика, пролила вино на чью-то рубашку – красное пятно расползлось по белому, мужчина с усами, воняющий табаком, рявкнул:

      – Смотри под ноги, девочка, или вали отсюда!

      Колени подкосились, стыд залил щёки, но она сжала зубы – не побежит, как тогда. Лора подскочила, тряпка в руках, шепнула:

      – Улыбнись, скажи "пардон", они пьяные, им плевать.

      Жанна – смуглая, с короткими волосами, сбежавшая из Алжира в 1992-м, когда там гремели взрывы, – ткнула её в бок:

      – Шути с ними, милая. "Ваши креветки сбежали?" – и франк в кармане. Я так выжила, когда приехала – без языка, без дома.

      Клэр, блондинка с усталыми глазами, ушедшая от мужа-тирана, что бил её по пятницам, добавила тихо:

      – В Квебеке тихо, там бы я спала, а не бегала тут с подносами. Бежала ночью, с синяком под глазом, теперь вот здесь.

      Маргарета кивнула, выдохнула, страх отступил, сменился лёгким азартом – она справится. Скоро она скользила между столиками с лёгкостью кошки, улыбка стала щитом, голос окреп. Бар гудел – звон стаканов, ритм бил по вискам, тени танцующих вились на сцене, красный свет рисовал узоры на потёртых стенах.

      Однажды клиент – лысеющий бизнесмен в костюме с шёлковым галстуком, пахнущий дорогим одеколоном, – уснул, уронив голову в креветки. Он приходил по вторникам, заказывал виски с содовой, пил молча, пока глаза не стекленели, бормотал во сне:

      – Жанетта, прости… Дети ждут, а я тут…

      Лора трясла его за плечо, смеясь:

      – Эй, креветочный король, подъём! Жанетта зовёт!

      Зал шептался, кто-то хихикнул, она обложила его салфетками – белые квадраты легли на пиджак, как снег, Жанна нарисовала усы, написав:

      – Проснись и загадай.

      Он очнулся, моргнул, пробормотал, потирая лоб:

      – Весёлые вы, чертовки, – и бросил сто евро на стол, чуть не уронив тарелку.

      Маргарета улыбнулась – не от денег, а от лёгкости, что пробивалась сквозь дым. После смен они сидели за стойкой, вино – "топливо", как звала его Лора, – смывало усталость. Жанна мечтала, глядя в пустой стакан:

      – Кафе своё открою, с пирогами, как у мамы в Оране, без этого смрада.

      Клэр шептала, теребя прядь волос:

      – Канада – леса, снег, там не бьют по пятницам…

      Лора шутила, хлопая ладонью по стойке:

      – А я на пляж, с коктейлем, без вас, работяг!

      Они играли в карты – Жанна жульничала, пряча туз в рукаве, пели старые шансоны, пока бармен не стучал кулаком:

      – Хватит орать, спать пора!

      Однажды Жанна ткнула её в плечо, глаза блестели от вина:

      – А ты? Чего хочешь?

      – Уехать хочу, – вырвалось тихо, почти случайно. – В Индию, может.

      Лора присвистнула, чуть не подавившись:

      – Слоны, храмы? Серьёзно!

      На следующий вечер Лора притащила книгу – потёртую, с золотыми куполами на обложке, раскрыла страницу про Тадж-Махал:

      – Слушай: "Белый мрамор, чудо Агры, шах построил его для жены,