Танец между временами. Михаил Владимирович Суворов

11 ноября 1994 года. Дождь стучал по жестяному подоконнику, серый и тяжёлый, как ноябрьское небо над городом. В комнате Маргареты, тринадцатилетней девочки с тонкими руками и упрямым взглядом, воздух пропитался сыростью – она сочилась через щель в окне, смешиваясь с запахом старых книг, пыльных и бумажных, что громоздились на столе. Дом бабушки на окраине Парижа был тесным – потёртый линолеум скрипел под ногами, половицы гудели, краска на стенах облупилась, обнажая серый бетон, – но он стал её убежищем три года назад, в 1991-м, когда отец ушёл на войну. Операция "Буря в пустыне" – так гудело радио, голос диктора резал тишину кухни, – офицер французской армии, его отправили в Ирак с войсками ООН. Шесть месяцев он пропадал в песках, среди взрывов и жары, а вернулся чужим – глаза пустые, голос резкий, как ветер за окном, кулаки сжимались так, что костяшки белели за столом.

      До Ирака отец не был примерным семьянином – военная жизнь поглощала его целиком: учения, сборы, долгие недели на базе. Он редко бывал дома, но иногда, в те короткие вечера, учил Маргарету кататься на велосипеде во дворе – держал за руль, пока она не поехала сама, голос его был сухим, но тёплым: "Докажи, что можешь." Любовь между ним и матерью давно превратилась в рутину – они жили рядом, но не вместе, их разговоры сводились к быту, взгляды скользили мимо друг друга. После Ирака всё стало хуже – он вернулся раздражительным, кричал за разлитый чай, швырял ложку, если суп был холодным, молчал за столом, глядя в пустоту. Трубку, что он курил раньше, оставил где-то в песках, газеты, которые любил читать, теперь рвал, если заголовки его бесили. Маргарета видела, как он изменился, но не понимала почему – ей было десять, и его холод резал глубже, чем дождь за окном.

      Мать, тонкая и бледная, отдалилась ещё раньше. Пока отец был в Ираке, она работала гидом в турагентстве – ездила по стране, водила туристов по замкам Луары, по узким улочкам Лиона, пыталась отвлечься от новостей, что гудели по радио: "Взрывы в Басре", "Потери ООН". Дома она молчала, сидела у окна с кружкой чая, глядя на мокрые улицы, её пальцы дрожали, но слёз не было – она прятала их, как прятала любовь к отцу, что всё ещё тлела в её груди, хоть и не показывала этого никому. Когда он вернулся, она встретила его холодно – ни слова, ни объятий, только взгляд, полный усталости. Её голос, что пел Маргарете колыбельные, смолк, руки, что гладили её волосы, опустились, и поездки стали чаще – времени на дочь не осталось. "Тебе лучше у бабушки," – сказала она однажды, укладывая её вещи в сумку, голос ровный, как лезвие. Так Маргарета оказалась здесь, в доме, где запах капустного супа витал в воздухе, а половицы скрипели под каждым шагом.

      Первый день у бабушки она помнила ясно – дождь лил, как сегодня, капли барабанили по стеклу, бабушка варила суп, запах тёплый, но чужой, пропитал стены. Маргарета сидела на табурете у окна, ноги болтались, не доставая до пола, и спрашивала: "Когда папа вернётся?" Бабушка гладила её по голове, шептала: "Скоро, девочка," – но "скоро" растянулось на полгода, а потом всё рухнуло. Теперь она сидела за столом, карандаш дрожал в руке, клякса расплылась на листке с заголовком "Мата Хари". Сегодня школа отмечала