Зов предков. Екатерина Порва

покинул меня с расслабленной улыбкой под густыми усами.

      Лекари провозгласили, что были проблемы с сердцем после ухода матери. Это правда, и все мы были готовы к тому, что он уйдет вслед за ней, но… это слово «готовы» никогда не будет правдой.

      Сидя на кресле возле молчаливых дев, завязывающих волосы в мелкие косы с бусинами, на глаза снова и снова выступают слезы, которые они не замечают, не считают достойными своего внимания; для них я – просто ребенок, которого они заплетают перед тем, как отправить на пост главы племени. Ничего, кроме русых прядей, их не волнует. Кроме одной – подруги Инары, Глен. Теперь она станет близка и мне, потому что придется вести их курс по подготовке к взрослению. Она выросла также быстро и стремительно, как Инара, но выглядит намного искреннее, что и цепляет… продолжает свое дело, не смотря в стороны, лишь вперед – так слезы катятся по лицу, щекам, капают на деревянный пол и впитываются, как и мои. Она даже не всхлипывает, получив замечания взглядом от остального кошачьего племени.

      – Все готово, глава, – отходят от меня, – можете надеть торжественное платье и идти на церемонию.

      – Через сколько она начнется? – смазываю слезы с лица, вставая.

      – Осталось около получаса, – отчеканила в ответ все та же женщина, – удачи.

      Кивнув, я смотрю напоследок в глаза Глен и вижу, как сильно она мне сочувствует. Это даже похоже на жалость, и от этого становится мерзко на сердце. Я должна быть сильной, быть примером, опорой для младших. Отдать все, чтобы они жили и пытались свыкнуться с этим укладом… быть им родителем, который всегда рядом.

      Быстро переодевшись, бегом отправляюсь домой, чтобы забрать брата с сестрой. Они оба льют слезы, Натан – в объятьях Инары, а она сама – глядя наверх, прикрыв глаза.

      – Золотцы мои… боже, храни вас Живан, – обессиленно падаю на колени подле них на диване, и обнимаю руками оба их содрогающихся тельца, отчего они еще сильнее бьются в истерике. Стирая их дорожки слез, не замечаю, как натягиваю улыбку, смотря в их лица, и глотаю собственные; от этого они словно становятся спокойнее, видя, что мы чувствуем одно и то же.

      – Теперь мы есть только друг у друга. Отец с матерью защищают нас, став миром вокруг; они во всем, и одновременно – в нас самих. Мы справимся… если будем вместе.

      Всхлипнув, Натан поцеловал меня в лоб, весь красный, сопливый; я вытираю рукавом его лицо, целую в ответ и протягиваю руку обоим.

      – Я не хочу идти туда, – снова заливается слезами Инара, – не могу…

      – Не хочешь попрощаться с ними напоследок? Я не виню, если не хочешь идти. Ты можешь отказаться. Самое главное, чтобы это решение на тебя не давило, – провожу по ее щеке, – уверена?

      Она быстро мотает головой и встает. Сейчас выглядит все тем же ребенком, которым была много лет назад, а не той пятнадцатилетней взрослой девушкой, которая ходит со мной