Зов предков. Екатерина Порва

и на плечи упало что-то шерстяное и тяжёлое, а маленькие ножки в тяжёлых ботинках протопали рядом, встав сбоку вместе с тонким цокотом каблука.

      – Спасибо, Натан. Согрелся?

      – Да…

      – Выпил сбитень?

      – Вместе с Инарой. А ты?

      – Сейчас выпью.

      Он протягивает мне кружку, и я невольно пускаю слезу, чувствуя тепло от его миниатюрной руки.

      – Тебе не холодно, сестра? Заходи домой.

      – Не переживайте обо мне, – вздыхаю, и с улыбкой оборачиваюсь к ней, – мы со всем справимся.

      Они кивают, все ещё стоят рядом. Я уже заученно спрашиваю:

      – Кушать хотите?

      – Аппетита нет.

      – Хорошо.

      Мы снова молчим, пока я не встаю с грустной улыбкой, взяв Натана на руки, поцеловав обоих в макушки.

      – Ладно, давайте уже ляжем спать. Был длинный день, а под шум дождя скорее уснем.

      Натан бодает меня головой в висок и чмокает в щеку, улыбаясь.

      – Ты ведь прочитаешь нам что-нибудь на ночь?

      Я киваю, открыв двери.

      – Конечно. Сейчас пойдем выбирать.

      …

      Укрываю их плечи одеялом, гладя по спине; тихий шум дыхания, вздымающаяся грудь, и этот отдаленный запах влажных волос. Невольно мычу какую-то мелодию, перебирая волосы Натана; он расслабляет лицо, дышит спокойнее и медленнее. Да, это колыбельная мамы… я так давно слышала ее, и все равно помню мотив. Инара рядом повернулась в мою сторону, засунув руку под подушку; милое подростковое лицо, которое уже тронула тревога, сейчас так спокойно, что и мне не так больно; прикрытые веки не дрожат от волнения, не колышутся ресницы, она лишь приоткрывает рот и устраиваются поудобнее, позабыв, что принесет следующее утро. Перевязав руку в ванной, возвращаюсь к ним, взяв свое одеяло из комнаты; над головой аккуратно двигается ловец снов, кружась, и я наблюдаю за каждым его движением, смотря в потолок; мама с отцом сами сделали эту поделку, когда родилась Инара, и она долго висела в ее комнате, пока отца не начали мучать кошмары. Они взяли ее, как амулет с силой их родной дочери, а ей сделали отдельный ловец, полностью сосредоточенный на защите родителями. Словно чувствую, как погрузилась в детскую колыбельку, и вот-вот родители появятся рядом. Инара обняла Натана, а я – ее, и, вдыхая аромат волос, тоже задремала. Сердце больше не так истошно бьётся в груди – поглядываю на правую руку с ожогом и сжимаю зубы, снова сконцентрировавшись на боли. Нет, надо обнять их покрепче и понять, что любое страдание будет легче с теми, кого я люблю; и надо вволю отдаться чувствам, чтобы позабыть о самом плохом и стать их опорой, пока они являются моей.

      Ещё неделю подряд на улице лил дождь; сколько бы я не пыталась успокоиться, он не становился тише, и только ночью прекращался, когда Инара засыпала глубоким сном, а я сидела и разбиралась с торговлей. Я рада, что до зимнего солнцестояния ещё так долго… ибо не выдержала бы такой суматохи.

      Просыпаясь