Зов предков. Екатерина Порва

Инара гладит его по голове, не сдерживая солнечные ямочки на щеках.

      – Ты молодец, Натан. У тебя все получится. И мы тебя поддержим.

      Услышав из ее уст такую приятную вещь, мне кажется, я прямо сейчас снова разрыдаюсь: сложно сдерживать слезы, когда ты впервые за долгое время находишь жизнь во взгляде того, кто потухает из-за своего горя. Сглотнув слезы, все же покатившиеся по щеке, вытираю их о волосы сестры, пока целую в макушку.

      Мы осматриваем людей за спинами, которые стоят в ожидании. Подошёл священнослужитель, глядя в пол; поднял взгляд на нас с Инарой и кивком поздоровался, только под конец заметив Натана, спрятавшегося за моей спиной.

      – Жи ва, племя живен. Можно начинать ритуал?

      Кивнув, рукой отодвигаю младших от него; вынув из кармана стеклянный бутыль, вытаскивает пробку и мочит ладони.

      Орошая могилу, он молится; заунывный и монотонный шепот давит на мозг. Где-то сзади гулкий звон гонга долетает до ушей, мелодия а-капеллы смешивается с ритмом и молитвенным пением. Я склоняю голову, проговаривая все самое важное: благодарность, прощение, обещания.

      Спасибо вам за то, что воспитывали нас; за каждое воспоминание мы благодарны вам. Если мы были жестоки – простите нас. Простите меня. И если вы были жестоки – я прощаю вас. Я обещаю заботится о младших, выстоять в любой битве и стать вашим продолжением. Быть той, кем бы вы гордились. Благослови вас Даман, папа, мама.

      Подняв голову, вижу лицо священника; он кивает мне, и я снова склоняю голову, встав на колени перед могилой; отдавая честь родителям, касаюсь лбом плиты и провожу по ней ладонями. Младшие стоят позади, взволнованные и даже испуганные.

      – Со смертью глав Кенби и Вуд клан живен остаётся без руководства. Дабы не сеять хаос, работой займётся старшая сестра – Нили, достигшая совершеннолетия. Поднимитесь, глава.

      Я встаю медленно и стараюсь держать стан; это хорошо получается, потому что отец учил меня подавать пример все последнее время. Он верил в способности Софиты и понимал, что всему приходит конец; а раз так, необходимо отдать свои обязанности в подготовленные руки. Смотря на священника, сжимаю челюсть, дабы выглядеть сосредоточенной; глотаю ком, слезы, все – внутрь. Никакой слабости, я не имею на нее права сейчас.

      – Готовы ли вы делать все возможное во имя племени; стать частью каждый семьи, слушать любого обратившегося, быть той, кто ведает делами духовными и передает слова божеств своим покаянным верующим?

      Кивнув, протягиваю руку; вытащив из кармана железную печать, подносит ладонь с огнем и раскалывает ее докрасна. Приготовившись к боли, не закрываю глаза, не отвожу взгляд; боль – ужасное наказание. Но сейчас мне придется за что-то его брать на себя.

      Прислонив к коже печать, он сам отворачивается; запах ужасный, и Инара закрывает глаза Натану, отворачиваясь сама. Я продолжаю стоять смирно и дышать ровно.

      «Милая, когда нас уже не будет, тебе придется подвергнутся печати главы», говорила мама; «ты не заслуживаешь боли, как и любой другой… но до сих пор святейшество