Жаворонок Ёся. Иосиф Антонович Циммерманн

лимонад" такой. Но в ее словах всегда было что-то особенное – тепло, забота и чуть-чуть тайны, которую, возможно, он поймет, когда вырастет. Теперь, глядя на эти маленькие зеленые побеги, Ёся ощущал в себе странную смесь грусти и радости. Весна обещала новые ростки жизни, но напоминала и о том, что мама больше не будет собирать хмель.

      В это апрельское утро грядки выглядели запущенными – покрытыми засохшими стеблями и прошлогодней травой. Ёся задержал взгляд на этом заброшенном уголке и почувствовал, как внутри поднялась тихая тоска. Он прошел к сараю, нашел у двери старые грабли и прихватил штыковую лопату. Решив не терять времени, он направился в палисадник.

      Сначала граблями осторожно убрал мусор – сухие стебли, траву и листья. Плетень тихо скрипел под порывами ветра, но больше вокруг не было ни звука. Затем он взялся за лопату и начал вскапывать землю – грядку за грядкой, тщательно переворачивая комья. С каждым движением он все больше погружался в свое занятие, словно стараясь прогнать грусть.

      Время шло незаметно. Вспомнились мамины слова, как правильно рыхлить землю, как глубоко закапывать сорняки, чтобы не пустили новые корни. Теперь эти советы, некогда привычные и даже раздражавшие его, звучали в голове с каким-то особым теплом. Ёся не знал, сколько прошло времени, но, когда он оторвался от работы, его лицо и руки были покрыты землей, а в сердце стало чуть легче – будто вместе с мусором он очистил и часть своей боли.

      На пороге дома появилась заспанная сестра. Круглолицая и полненькая, она закуталась в старое ватное одеяло. Ее волосы, спутанные и торчащие в разные стороны, выдавали поспешность, с которой она выглянула наружу.

      – Нашел тоже время, – осуждающе бросила Катя, щурясь на утренний свет. Ее голос звучал устало и раздраженно. – У нас мама умерла, а он в земле копается.

      Ёся остановился и посмотрел на нее с легким недоумением. Он вытер грязные руки о штаны и, покачав головой, искренне спросил:

      – А что, нельзя? По правилам?

      Катя недоверчиво прищурилась, будто не могла поверить в серьезность его вопроса. Ее лицо стало серьезнее, и она ответила:

      – Тебе совсем ее не жалко? – в голосе прозвучала боль, скрытая за обвинением.

      Ёся, вздохнув, опустил взгляд на перевернутую землю. Он замер на мгновение, будто собирался с мыслями, а затем тихо произнес:

      – Так весна же. Земля требует ухода. Мама бы нас за это похвалила.

      Катя стояла молча, глядя на брата. В ее взгляде читался упрек. Наконец, она махнула рукой, как будто сдаваясь:

      – А, делай что хочешь.

      И, завернувшись в одеяло потуже, скрылась за дверью дома.

      Ёся снова взял в руки лопату. Его мысли вернулись к маме – ее голосу, ее рукам, всегда занятым работой. Весеннее солнце поднималось выше, и его лучи ложились на землю, готовую к новой жизни…

      День постепенно оживал, пробуждая всех в доме. Один за другим братья выходили за дом по нужде. Их появление означало, что утро набирает ход, и скоро пора собираться в школу. На