Жаворонок Ёся. Иосиф Антонович Циммерманн

не отличался от своих сверстников: маленький рост, худое телосложение, острые локти.

      Его лицо было круглым, будто вылепленным из глины, а веснушки, раскинувшиеся хаотично, напоминали брызги весеннего дождя. Широкий, высокий лоб смотрелся непропорционально, словно время решило выдать ему место для мыслей, которые пока казались слишком большими для его маленькой головы. Уши немного выдавались в стороны, как у птицы, готовой в любой момент расправить крылья и вырваться из тесного гнезда.

      Волосы у Ёси всегда коротко стригли – не от тщательной заботы, а скорее для удобства. Их цвет был неопределенным, переходным, как пыль на дороге после дождя: ни черный, ни коричневый, но с намеком на что-то теплое, прячущегося под солнечным светом. А глаза… Глаза у Ёси были зелеными, но это не был чистый изумруд или весенний лист. Это был цвет, смешанный с серостью и глубиной. Ёся редко говорил много, но в его взгляде читалось больше, чем можно было выразить словами.

      Он был частью этого поселка, его степных ветров и простых дней, но в то же время казался кем-то, кто смотрит дальше – туда, где заканчивается горизонт.

      Свет становился все ярче и ослепительнее. Ёся жмурился, щурил глаза, но даже так не мог разглядеть реку Илек, скрытую за этой сияющей завесой. Она будто исчезла, растворившись в этом ярком, теплом утреннем свете. В тот момент он чувствовал себя частью чего-то большего – природы, весны, новой жизни, которая начиналась с каждым восходом.

      Он родился в год, когда мир переживал великие перемены. В далеком Вьетнаме началась активная военная кампания США. В то же время зонд Mariner 4 передал первые снимки Марса, открывая человечеству новую страницу в освоении космоса. Африка избавлялась от оков колониального прошлого, а в Китае разгоралась культурная революция, изменившая судьбы миллионов.

      В советской стране, где появился на свет Ёся, тоже творилась история. 18 марта Алексей Леонов совершил первый в мире выход в открытый космос, навсегда вписав свое имя в летопись человечества. Началась новая волна посмертной реабилитации жертв сталинских репрессий. Власти впервые признали необходимость легализации частных подсобных хозяйств, что должно было стать шагом к положительным переменам в сельской жизни. Однако население Аккемира напрасно надеялось на улучшения – после регистрации домашнего скота их ожидал неожиданный удар. Властями было принято решение сократить частное поголовье крупного рогатого скота, ограничив его количеством: не более одной головы на семью.

      Напрасно мать восьмерых детей из семьи Циммерманн стояла перед бюрократами на коленях.

      – Сжальтесь! – всхлипывала она, заливаясь слезами. – Мне нечем их кормить, только молоком…

      Молодая секретарша сельсовета покачала головой.

      – Неположено, тетя Галя.

      – Тамарочка… – вдова отчаянно схватилась за последнюю соломинку. – У тебя ведь нет домашнего хозяйства. Оформи на себя одну из наших буренок! Мы сами будем за ней ухаживать, а тебе сметану и масло приносить