Жаворонок Ёся. Иосиф Антонович Циммерманн

запомнилось Ёсе. Тот весенний день начался, как и любой другой школьный. После первого урока самая высокая и задиристая девчонка в их классе, Люда, объявила звонким голосом:

      – Мои родители уехали на весь день на базар. Так что дом в нашем распоряжении. Можно устроить танцы! Сбежим с уроков!

      Ее предложение прозвучало как вызов. В классе она пользовалась авторитетом, и никто не осмелился ей возразить. Вскоре вся группа, прихватив портфели, дружно двинулась к выходу, оживленно переговариваясь. Люда, как всегда, уверенно вела за собой, но уже на ступеньках школы вдруг резко обернулась к Ёсе.

      – А ты, цыпленок, отвали, – проговорила она с презрением, окинув его взглядом. – Не хватало еще, чтобы ты нам в дом вши занес!

      Эти слова прозвучали громко и обидно. Все остановились, ожидая, как отреагирует Ёся. Он застыл на месте, растерянный и униженный. Люда даже не посмотрела на его лицо – она уже отвернулась и уверенно двинулась дальше, увлекая за собой остальных. А Ёся остался стоять на крыльце, сжимая ремешок своего портфеля и пытаясь решить, что ему теперь делать.

      Постояв немного в нерешительности, продрогнув от холода и от обиды, Ёся развернулся и вернулся в школу. Ему было страшно идти домой – мама строго наказывала за пропуски, поэтому он снова сел за свою первую парту в пустом классе.

      Это было его место не потому, что он этого хотел, а потому, что его туда пересадили насильно. Люда и ее «клика», желая остаться на задних рядах между собой, однажды попросту выгнали маленького и хрупкого одноклассника с заднего ряда, а классная руководительница посчитала, что маленькому мальчику будет удобнее впереди.

      Когда в проеме дверей появилась Мария Ильинична, пожилой учитель с властным голосом, ветеран войны, ее лицо выражало крайнее недовольство.

      – Так, значит, сбежали отморозки! – ее голос разрезал тишину, обещая скорую бурю. – Где все?

      – У Людки дома, – пробормотал Ёся, чувствуя, как обида сдавливает горло. – Танцы там устроили.

      На что Мария Ильинична неожиданно резко обрушилась на него:

      – А ты, ябеда, что тут расселся? Нехорошо от коллектива отрываться. Беги отсюда! С одним учеником я урок проводить не стану.

      – На улице холодно, – тихо ответил Ёся. – А домой нельзя, мама за прогул прибьет.

      Учительница оглядела его с пренебрежением:

      – Иди в подсобку к бабе Марфе.

      – Там дым, она курит как паровоз… Дышать нечем, – попытался возразить Ёся.

      – Ты что, немчура, решил сегодня всех подряд и с потрохами заложить? – ее голос звучал уже откровенно недружелюбно. Она бросила на него последний взгляд и вышла из класса.

      Ёся остался один в пустом классе. Ему хотелось плакать, но он сдержался.

      На следующий день все только ухудшилось. Одноклассники, узнав о том, что он «сдал» их, устроили ему суд. Это был не настоящий суд, а детский, жестокий, стихийный. Его окружили, толкали, кричали, и в конце концов дело дошло до драки. Они били его, пока