Октябрический режим. Том 2. Яна Анатольевна Седова

до праздников.

      Националисты выразили возмущение цинизмом кадетов. «Я не знаю, гг., – сказал Сазонов, – какой особый психоз мы переживаем, что мы, люди XX века, в момент, когда совершается новое безобразное преступление, когда кровь невинного человека пролита, когда мы знаем, что он оставил детей, жену, знаем, что этот человек погиб так доблестно, как дай Бог каждому, мы могли задавать вопрос о какой-то провокации».

      Особенно красноречив был гр. Бобринский 2: «Еще убитого не похоронили. Г. Дума не последний раз заседает перед Рождественскими каникулами, казалось бы, можно еще внести запрос, когда немножко дело выяснится. Но ведь какая беда: вдруг окажется, что все это неправда, что тут нет ни малейшей провокации, и запрос пропал, между тем, как огненные, отравленные передовые статьи заказаны и теперь строчатся по редакциям. Неужели все это должно пропасть? Нет, скорее вносите запрос. Скорее вносите запрос, пускай это клеймо позора будет на Правительстве в течение двух месяцев за время праздников. Скорее вносите запрос, дайте нам поглумиться над трупом того, которого мы так ненавидели и так боялись, скорее вносите этот запрос, дайте нам, дайте нам потерзать ту женщину, которая нынче бьется над трупом своего мужа, дайте этих детей потерзать, которые хватаются за ее платье и плачут у этого гроба. Вот мотивы вашего запроса, стыдно, гг., вам».

      Гучков высказался с осторожностью: «мы даже не знаем главного – имеем ли мы перед собой преступника, о котором мы должны вносить запрос, или же имеем перед собой жертву преступления, которую, может быть, надо было бы почтить вставанием». Поэтому оратор предложил средний путь – передать запрос в комиссию, но назначить ей срок по усмотрению интерпеллянтов.

      Выступил перед Г. Думой и прокурор Петербургской судебной палаты Корсак, проведший часть ночи на месте взрыва. Он кратко объяснил обстоятельства дела, заключив: «полковник Карпов был честный исполнитель своего служебного долга и был злодейски убит при исполнении своих служебных обязанностей».

      Итак, говорили четыре члена Г. Думы. Но от кадетов – один Милюков, так кто же второе лицо, поддерживавшее спешность? Это лицо – гр. Бобринский 2, настаивавший на том, что надо ответить на обвинение.

      За время этих кратких речей Милюков раздумал и снял спешность. Только что он просил, чтобы запрос стал на очередь до праздников, теперь, наоборот, предложил рассмотреть его после праздников.

      Однако такому отступлению воспротивился гр. Бобринский 2, мгновенно черкнувший заявление о трехдневном сроке, что и было принято. Более того, в конце следующего заседания было решено переставить обсуждение запроса двумя днями раньше – вместо среды (запросного дня) на понедельник . «…вы хотите казнить наш запрос», – возмущался Милюков, как будто не сам поначалу просил о спешности.

      За 5 дней оппозиция не успела собрать почти никаких материалов. В комиссии Милюков говорил о новых документах, которые, возможно, будут предъявлены при рассмотрении запроса. Однако в те же дни «один из самых