Наши за границей. Где апельсины зреют. Николай Лейкин

жене:

      – Парень-то, кажется, изрядно хвативши?

      – Ничего. Французы и пьяные любезны. Это совсем особый народ.

      – Vos billets, monsieur… – между тем сказал кондуктор.

      – Билеты требует, – пояснила Глафира Семеновна.

      – Да понял, понял я. Что ты переводишь-то! Оказывается, что по-французски я все понимаю и могу свободно разговаривать. Вот, мосье, билье, вуаля… А бюве, мосье, не хочешь? Не вуле бюве вен руж?[108] – вдруг предложил Николай Иванович кондуктору.

      – Oh, avec plaisir, monsieur. Prenez seulement à présent vous-même, et moi après[109], – отвечал тот, простригая билеты.

      – Ну вот и отлично. Бюве…

      Николай Иванович налил стакан и протянул кондуктору. Тот поклонился и отстранил стакан:

      – A présent vous-même, monsieur, et moi je prendrai après vous[110].

      – Глаша! Что он такое? – недоумевал Николай Иванович.

      – Хочет, чтобы ты прежде выпил.

      – Я? Же?.. Отлично. Тре бьен… Вот… За здоровье Франс!

      Николай Иванович залпом выпил стакан и продолжал:

      – Мы любим вашу Франс, очень любим. Глаша, переведи.

      – Ну рюсс – ну земон ля Франс.

      – Oh, madame! Et nous, nous adorons la Russie[111].

      Кондуктор взял поданный ему стакан с красным вином поднял его и, воскликнув: «Vive la Russie!» – тоже выпил его залпом.

      – Друг! Ами… Франсе и рюсс – ами, – протянул ему руку Николай Иванович.

      Кондуктор потряс руку.

      – Анкор… – предложил Николай Иванович, указывая на стакан.

      – Après, monsieur… Prenez à présent vous-même. Dans une demi-heure je vous apporterai encore une bouteille, et nous prendrons encore. J’aime les Russes…[112]

      – Что он говорит, Глаша?

      – Принесет еще бутылку и тогда опять с тобой выпьет.

      – Душа человек! – воскликнул Николай Иванович, ударяя кондуктора по плечу. – Ну, бьен, бьен… Принеси – опять выпьем.

      – Au revoir, monsieur… Au revoir, madame[113], – раскланялся кондуктор, повернул ручку двери купе и исчез во мраке.

      При таких обстоятельствах Николай Иванович и Глафира Семеновна въезжали во французскую землю.

      XXIII

      С французским кондуктором Николай Иванович все-таки выпил две бутылки красного вина. Со второй бутылкой кондуктор принес ему и белого хлеба с сыром на закуску, а Глафире Семеновна грушу и предложил ее с галантностью совсем ловкого кавалера. Появление такого человека, резко отделяющегося от угрюмых немецких кондукторов, значительно ободрило супругов в их путешествии, и когда на заре багаж их в Вервье был слегка осмотрен заглянувшим в купе таможенным чиновником, они начали дремать, совершенно забыв о разбойниках, которых так опасались вначале. К тому же и начало светать, а дневной свет, как известно, парализует многие страхи. Подъезжая к Намюру, они уже спали крепким сном. Кондуктор хоть и заглядывал в купе для проверки билетов, но, видя супругов спящими, не тревожил их.

      Когда супруги проснулись, было ясное солнечное утро. Солнце светило ярко и приветливо озаряло мелькавшие мимо окон вагона каменные деревенские домики, сплошь застланные вьющимися растениями,

108

Вот… билеты, пожалуйста… Не хотите выпить красного вина?

109

О, с удовольствием, месье. Выпейте вы сначала, я потом.

110

Теперь вы, месье, а я… я выпью после вас.

111

О, мадам! А мы, мы обожаем Россию.

112

После, месье… Выпейте сейчас сами. В течение получаса я вам принесу еще одну бутылку, и мы выпьем снова. Я люблю русских…

113

До свидания, месье… До свидания, мадам.