Наши за границей. Где апельсины зреют. Николай Лейкин

Стучали молотками, пробуя колеса, перекликались рабочие, и уж перекликались на французском языке, как показалось Глафире Семеновна. Она открыла окно и стала прислушиваться – да, французский язык. Немецкого говора не слыхать, он исчез; исчезли откормленные лоснящиеся физиономии немецких железнодорожных служащих, исчезли немецкие фуражки и заменились французскими кепи, появились французские бородки на тощих лицах и на станционном здании красовались уже французские надписи. Первым, что бросилось Глафире Семеновне в глаза, была надпись «Buvette».

      – Николай Иваныч, французский язык! Приехали, во французскую землю приехали! – радостно бросилась она к мужу.

      Николай Иванович спал, прислонившись к уголку и держа руку на револьвере, который лежал у него на коленях. Жене нужно было потрясти его за плечо, чтобы он проснулся. Он открыл глаза, быстро вскочил на ноги и, уронив на пол револьвер, испуганно спрашивал:

      – Опять разбойник? Где он?

      – Какой разбойник! Мы приехали во Францию, французский язык… Может быть, это уж даже Париж.

      – Не может быть! Тогда надо спросить. Что ж ты! Спрашивай… Хвастайся французским языком.

      Глафира Семеновна высунулась из окна и крикнула проходившей французской бородке:

      – Мосье… Кель статион? Пари? Эсе Пари?[99]

      – Oh, non, madame. Paris est encore loin. A Paris nous serons le matin[100], – послышался учтивый ответ.

      – Что он говорит? – осведомился Николай Иванович.

      – Нет, нет, не Париж. В Париж мы приедем еще утром.

      – Однако ты все понимаешь.

      – Еще бы! По-французски я сколько угодно. У нас в пансионе француженка была настоящая, – похвасталась Глафира Семеновна. – Вот написано – пур ля дам; вон – пур ле месье… Вон – бювет. Тут можно выпить желающим.

      – Так я, Глаша, с удовольствием бы выпил. Спроси, сколько минут стоим.

      – Нет, нет. А на кого ты меня оставишь? Я боюсь. А вдруг опять разбойник?

      – Да разбойник, должно быть, в немецкой земле остался. Неужели же его через границу пропустили? Наконец, ты можешь со мной вместе выйти.

      – Кондуктер! – опять закричала Глафира Семеновна. – Комбьен минют иси?

      – Seulement deux minutes à présent, madame. Il vous reste deux minutes.

      – Me ну вулон буар…[101]

      – Да, буар… Буар вен руж, а то так бьер[102], – прибавил Николай Иванович и тут же похвастался перед женой: – Все хмельные слова я отлично знаю.

      Кондуктор протянул руку и сказал:

      – Vous voulez prendre du vin rouge? Donnezmoi de l’argent, monsieur. Je vous apporterai tout de suite[103].

      – Что он говорит, Глаша?

      – Сам принести хочет нам вина. Комбьян пур бутель?[104]

      – Deux francs. Dépêchez-vous, madame, dépêchez-vous[105].

      – Как, тоже депешу надо? – спросил Николай Иванович. – И здесь по телеграфной депеше?

      – Да нет же, нет. Давай ему скорей денег. Давай два французских серебряных четвертака. Скорей, скорей.

      – Вот! – И Николай Иванович, сунув кондуктору деньги,

99

Месье… Какая станция? Париж? Это Париж?

100

О нет, мадам, Париж еще далеко. В Париже мы будем утром.

101

– Кондуктор!.. Сколько минут здесь? – Всего две минуты сейчас, мадам. Вам остается две минуты. – Но мы хотим пить…

102

Да, пить… Пить красное вино, а то так пиво.

103

Вы хотите взять красного вина? Дайте мне денег, месье. Я вам принесу немедленно.

104

Сколько за бутылку?

105

Два франка. Торопитесь, мадам, торопитесь.