Наши за границей. Где апельсины зреют. Николай Лейкин

о московских калачах стосковался.

      – Не странный, а самобытный. Я, брат, славянофил.

      – Скажите, пожалуйста, земляк, где бы нам в Париже остановиться? – спросил жирного человека Николай Иванович. – Хотелось бы, чтоб у станции сесть на извозчика и сказать: пошел туда-то. Вы где останавливались?

      – Не знаю, милостивый государь, не знаю. Никаких я улиц там не знаю. Это все он, адъютант мой.

      – Останавливайтесь там, где впустят, – проговорил усач. – Как гостиница с свободными номерами попадется, так и останавливайтесь. Мы десять улиц околесили, пока нашли себе помещение. Занято, занято и занято.

      – Глаша, слышишь? Вот происшествие-то! – отнесся Николай Иванович к жене. – По всему городу придется комнату искать. Беда!.. – покрутил он головой. – Особливо для того беда, у кого французский диалект такой, как у нас: на двоих три французских слова: бонжур, мерси да буар.

      – Врешь, врешь! По-французски я слов больше знаю и даже говорить могу, – откликнулась Глафира Семеновна.

      – Добре, кабы так. А вот помяни мое слово – приедем в Париж, и прильпне язык к гортани. А позвольте вас спросить: отсюда до Парижа без пересадки нас повезут? – обратился Николай Иванович к жирному человеку. – Очень уж я боюсь пересадки из вагона в вагон. Два раза мы таким манером перепутались и не туда попали.

      – Ничего не знаю-с, решительно ничего. Вы графа спросите: он меня вез.

      – Без пересадки, без пересадки. Ложитесь в спальном вагоне спать и спите до Парижа. В спальном вагоне вас и на французской границе таможенные чиновники не потревожат.

      – Вот это отлично, вот это хорошо! Глаша, надо взять места в спальных вагонах.

      – Позвольте-с, вы не телеграфировали?

      – То есть как это?

      – Не послали с дороги телеграмму, что вы желаете иметь места в спальном вагоне? Не послали, так мест не достанете.

      – Глаша! Слышишь? даже и спальные вагоны здесь по телеграмме! Ну Неметчина! В Кенигсберге обедать не дали – подавай телеграмму, а здесь в спальный вагон без телеграммы не пустят.

      – Такой уж порядок. Места в спальных вагонах приготовляют заранее по телеграммам…

      – Позвольте… но в обыкновенных-то вагонах без телеграммы все-таки дозволят спать? – осведомился Николай Иванович.

      – Конечно.

      – Ну слава Богу. А я уж думал…

      Звонок. Вошел железнодорожный сторож и прокричал что-то по-немецки, упоминая «Берлин». Усач засуетился.

      – Допивай, Петр Никитич, рейнвейн-то. Надо в поезд садиться, – сказал он жирному человеку.

      Тот залпом выпил стакан, отдулся и, поднимаясь, произнес:

      – Только уж ты как хочешь, а в Берлине я ни на час не остановлюсь. В другой поезд – и в Белокаменную.

      – Врешь, врешь. Нельзя. Надо же мне тебя берлинским немцам показать. И наконец, какое ты будешь иметь понятие о Европе, ежели ты Бисмарка не видал и берлинского пива не пил!

      – На станции