Мир Гаора. 5 книга. Ургайя. Татьяна Николаевна Зубачева

в три голоса, и она исчезла, даже рта не открыв.

      Выпроводив Большуху с Красавой, Нянька снова села на своё место у его постели. Вгляделась во влажно блестящее от выступившего пота лицо и улыбнулась.

      – С возвращением тебя, парень.

      Он шевельнул губами, будто услышал и хотел ответить.

      Темнота была тёплой и мохнатой. Он бесстрашно и бездумно плыл в этой темноте. Было тихо и спокойно. Правда, голова какая-то тяжёлая и мысли путаются, но после того, что было… это даже не пустяки, ещё меньше. Не надо куда-то бежать, что-то делать. Он не знает почему, просто знает. Аггел, что-то не то. И не надо, он будет спать. Как жарко. Но после того снега, чёрного и белого льдов, белого кафеля жаркая темнота даже приятна.

      Где-то далеко звучат голоса, мужские и женские. Он не понимает, даже не разбирает слов, но знает: это не опасно, он может спать. Спать, спать, спать… в большом заснеженном лесу, в маленькой избушке, возле горячей печки, спать, спать, спать… Ничего нет, только жаркая темнота и покой… Ничего больше нет. И не надо…

      572 год

      Зима

      4 декада

      3 день

      Усадьба жила своей жизнью. В своё время наступило утро, проснулась рабская половина, у всех свои дела, свои хлопоты. Но первый вопрос о Рыжем.

      – Как он?

      И радостно передаваемое от одного к другому. Живой! Горит, правда, но жар – это уже обычное дело.

      – Понятно, полежи голым на снегу.

      – Сколько там?

      – Девки, не видели?

      – На градуснике? За тридцать.

      – Ого!

      – Пока до коровника добежал и то прочувствовал, а тут-то…

      – Хватит языки чесать! Работать ступайте.

      Нянька продолжала сидеть у постели Рыжего, время от времени давая ему глотнуть из рюмочки. Он пил, не открывая глаз, но уже глотал и пару раз даже попытался прихватить зубами край рюмки.

      – Ишь ты, распробовал никак, – ухмыльнулась Нянька.

      – Старшая Мать, – заглянула в повалушу Басёна, – Мокошиха уходит. А тебя хозяин кличет.

      – Тьфу ты, – сплюнула Нянька, пряча бутылку под платок, – как оно сразу всё. Посиди с ним, не тереби только. И чтоб не раскрылся, пока горит.

      – Ага, ага, – закивала Басёна.

      Нянька быстро забежала в свою повалушу, оставила там в укромном месте бутылку и рюмку и вошла в кухню.

      Мокошиха сидела у стола, держа на коленях Орешка. Орешек, смеясь во весь рот, бесстрашно дёргал её за выбившуюся из-под головного платка прядь.

      – Экий ты баловник, – качала головой Мокошиха, но прядь не убирала и тоже смеялась.

      – Хозяин кличет, – сказала ей Нянька.

      – А то я одна дороги с подворья не найду! – фыркнула в ответ Мокошиха. – Ну, баловник, иди к мамке, жить тебе да жить родителям на радость.

      Покрасневшая Цветна забрала Орешка.

      – А вот, – она пугливо оглянулась на дверь в коридор к хозяйской половине, – что он его своему учит…

      – А и пускай, – кивнула Мокошиха, – тятька родный плохому не научит, и ему поговорить с кем будет, отойдёт сердцем.

      Нянька уважительно поклонилась Мокошихе, а