Мир Гаора. 5 книга. Ургайя. Татьяна Николаевна Зубачева

кружилась голова, но он упрямо брёл вперёд, без дороги, ничего уже не понимая и не помня, последним осколком сознания удерживая, что ложиться нельзя, что он должен дойти, но куда и зачем… неважно, надо идти. Холодно, как же холодно.

      – Сделала, – выдохнула Мокошиха.

      Она выпрямилась и сняла височные кольца с ажурными слабо звякнувшими шариками. Зажглась лампочка под потолком и Мокошиха коротким выдохом погасила огонёк в плошке. Стало видно, что чёрная жидкость выгорела до конца, в бутылку слить нечего, и вода в деревянной чашке тоже вся выкипела, только на дне пара капель, которые сразу высохли. Мокошиха забрала обе плошки со стола и отошла к своему узлу, повозилась, укладывая, и вернулась на своё место.

      – Крепкий парень.

      – Да уж, – согласилась Нянька. – Таких бы нам…

      – Цыц, – строго остановила её Мокошиха, – он ещё до места не дошёл.

      Лес внезапно расступился перед ним, открывая маленькую поляну и.... Что это? Изба? Нет, избы другие, а это… дзот? Но почему крыша углом, и амбразур не видно? Он ещё удивлялся и думал, а ноги его, как сами по себе, уже несли через поляну к жилью. Да, что бы там ни было, это жильё, человеческое жильё.

      На остатках сил и сознания он добрёл, а может, и дополз до вросшей до половины в землю – всё-таки – избы, всем телом навалился на дверь. Она поддалась, и он ввалился внутрь, скатился по нескольким ступеням к печке с жарко пылавшим в топке красно-жёлтым пламенем над потрескивающими дровами.

      – Вот и дошёл, – сказал над ним женский голос.

      – Пить, – попросил он.

      Какая-то женщина склонилась над ним и прижала к губам край… вроде как рюмки. Он ещё успел удивиться, откуда здесь в лесной чащобе рюмка, жадно глотая приятно жгучую жидкость и окончательно проваливаясь в черноту забытья.

      Напоив его, Нянька озабоченно посмотрела на просвет бутылку, проверяя, сколько осталось коньяка.

      – Обойдусь, – отмахнулась Мокошиха. – Наговорённая полотнянка есть ещё?

      – Как не быть, – ответила Нянька, ставя бутылку и рюмку на тумбочку у его изголовья. – Пропотеет, водкой разотрём и переоденем. Ты пойди ко мне, повались на часок.

      Грибаток на них уже не было. За дверью послышались чьи-то осторожные, но не крадущиеся шаги.

      – Сивко к скотине пошёл, – пояснила Нянька.

      – Дельный мужик, – согласилась Мокошиха. – Справишься одна?

      – Бабы уже встали, – ответила Нянька.

      Мокошиха зевнула, пришлёпнув себе рот ладонью.

      – И впрямь пойду прилягу. Позавтракаю со всеми и пойду.

      – По свету пойдёшь? – удивилась Нянька.

      – А и чо тут такого? – лукаво удивилась Мокошиха.

      Они обе негромко рассмеялись и посмотрели на него. Рыжий лежал неподвижно, на спине, но повернув голову и прижавшись щекой к подушке. Лицо влажно блестело от выступившего пота, и дышал он тяжело, жарко, но это уже был обычный жар.

      Мокошиха легко подхватила свой узелок и вышла.

      – И вам утро доброе, –