Да будем мы прощены. Э. М. Хоумс

прогон перед тем, как запустить туда детей.

      – Не тяжело это – так сидеть в пустом парке? – спрашиваю я у одного оператора.

      – Все лучше, чем дома с женой, – отвечает он и пожимает плечами с таким видом, будто я полный идиот.

      – А у меня мама в больнице, – говорит Эшли оператору, когда он поворачивает сиденье качелей. – Нас из школы домой отослали. Папа ее стукнул по голове.

      – Во как, – говорит оператор. Будто гавкнул, а не сказал.

      «Волновые качели» плавно взмывают с земли. Я в кресле перед Эшли, подвешенный на двадцатифутовой анодированной цепи. Кресло делает пару оборотов по широкому кругу, поднимаясь все выше, и потом расходится, вертясь все быстрее и быстрее. Оно широко раскачивается, болтается, мы взлетаем круто вверх и пикируем далеко вниз. У меня кружится голова, тошнит, я пытаюсь найти, за что зацепиться вниманием, что-нибудь такое, что не движется. Таращусь на пустые кресла впереди, на синее небо над головой. Теряю чувство равновесия, боюсь, что вдруг потеряю сознание, выскользну из кресла и упаду на землю.

      Когда мы приземляемся, Нейт уже нас ждет. Я выхожу с аттракциона, пошатываясь, при выходе ударяюсь головой о цепь.

      Мы направляемся к «Дому с привидениями», прыгаем в вагончики, и поезд через двойные двери врывается в темноту. Там тепло, пахнет потными носками. Над головой слышны завывания, душераздирающие визги мертвецов, треск бревен, падают с неба призраки, дюйма не долетая до наших лиц, и их втягивает обратно наверх. Механический саундтрек перебивается жуткими задыхающимися звуками.

      – Что это? – спрашиваю я.

      – Это Эшли, – отвечает Нейт.

      – У тебя удушье? – спрашиваю я, отстегивая ремень и пытаясь повернуться на нее посмотреть.

      – Она плачет, – говорит Нейт. – Это так она плачет.

      Вокруг трещат молнии, вагоны лезут наверх в темноту замка, а я поворачиваюсь и пытаюсь перелезть из своего вагончика к Эшли. Вдруг начинает мигать стробированный свет, и, как в каком-нибудь замедленном фильме братьев Маркс, я оказываюсь на крыше вагона на четвереньках. Поезд едет прямо на закрытую дверь замка. Перед самой дверью он резко сворачивает, и меня выбрасывает из вагона прямо на стену. Я пытаюсь за что-нибудь ухватиться, чтобы не упасть, думаю, как бы не попасть на третий рельс, если здесь есть такая штука. И все останавливается. Темно, как в шахте.

      – Не двигаться, – слышится голос сверху.

      Эшли продолжает плакать, всхлипывая в темноте. Через минуту «Дом с привидениями» заливает яркий флуоресцентный свет, и обнажаются все тайны ночи: хилые стены из папье-маше, дешевые, связанные веревочкой скелеты на проволочных подвесках, выкрашенные, как и все вокруг, флуоресцентной желтой и лиловой краской.

      – Ну, и какого? – спрашивает оператор, шагая по рельсам.

      – Извините, – говорю я.

      – Извиняется он, – буркает оператор, не глядя на меня.

      – Девочка расплакалась.

      – Ты как, детонька? – спрашивает оператор у Эшли с неподдельным участием. – Никто не ранен?

      Мы все качаем головами:

      – Нет, все целы.

      Оператор