.

принимает нас за немцев!

      – Вот дурак! Слышь, Сосоин русский, это я, Бежана, не узнаешь меня? – Бежана ласково потрепал больного по щеке. Тот закрыл глаза.

      – Ночью он будет бредить. Дай ему попить вот этого… Утром свари кашу, попробуй накормить помаленьку… Если жар не спадет, пусть Сосойя еще раз натрет его. Ну, не расстраивайся, Кето, моя дорогая! – Аквиринэ встала, поправила подол платья и обратилась к Бежане: – Пошли, Бежана, никуда твой русский не сбежит!

      – Здрасти, русо! – Бежана приложил к голове растопыренную пятерню, повернулся и, напевая песенку, последовал за Аквиринэ.

      Всю ночь я с тетей и Хатией не сомкнули глаз. Больной беспокойно ворочался, метался, бредил. В полночь он вдруг присел в постели, вперил в нас отсутствующий взгляд лунатика, потом посмотрел на дверь и позвал:

      – Сестра!

      – Что тебе, милый? – спросила тетя по-русски.

      – Сестра, жалко тебе глотка мышьяка? – простонал больной.

      Тетя дала ему отпить вина. Больной затих.

      Под утро я натер его. Тетя прилегла на кушетке и заснула. Я и Хатия продолжали бодрствовать.

      – Сосойя, что с ним будет? – спросила Хатия.

      – Ничего не будет. Сказала ведь бабушка Аквиринэ, что он спасен.

      – А вдруг она ошиблась?

      – Ничего не ошиблась! Он же фронтовик! Видишь, какая у него рана? Если он от такой раны не умер, от болезни и подавно не умрет!

      – А где у него рана?

      Я откинул одеяло на груди больного, взял руку Хатии и дал ей пощупать рану.

      – Ух ты!.. А если б попало влево, убило бы его, правда?

      – Конечно!

      Хатия нежно провела обеими руками по лицу, по плечам больного.

      – Он красивый?

      – Не знаю. Наверно, красивый. Зарос он, как поп, разве поймешь?

      – А худой какой!

      – Димка! – выкрикнул вдруг больной. – Слышишь меня, Димка?!

      Я и Хатия обратились в слух.

      – Тебе говорю, Димка! Слышишь?

      – Слышу! – ответил я тихо.

      – Смотри, Димка, сейчас все спят… Утром сюда придут немцы… Вывезти всех не успеют… Мы с тобой – ходячие… Или ты хочешь сгнить в постели?.. Надо бежать!..

      – Ты о чем?

      – Да, да, бежать!!! Эвакуация мне не по душе… Пусть сам врач эвакуируется, если он боится… Ты чего молчишь? Сейчас все спят и никто не дежурит… Гляди!..

      Больной привстал.

      – Погоди, – обнял я его, – дождемся утра!

      – Нет, я уйду! – он оттолкнул меня и встал.

      – Куда ты? Постой!

      Я постарался удержать больного, но, поняв, что это мне не под силу, крикнул:

      – Хатия, помоги!

      Хатия ощупью подошла к нам и сзади схватила больного за плечи.

      – Пустите! – взревел он и рванулся так, что мы все втроем оказались на полу. Перепуганная тетя бросилась к нам.

      – Пустите меня! У-у-у… – Вопя и ругаясь, больной катался на полу, мы наседали на него и никак не могли справиться с этим обескровленным, ослабшим от голода и жара человеком, которому страх придал удивительную силу. После получасовой возни он обмяк и заплакал:

      – Отпусти