Я, бабушка, Илико и Илларион. Нодар Думбадзе

свое имя, Лукайя вздрогнул от неожиданности, встал, подошел к столу, выпил воды и прохрипел:

      – Табаку…

      Человек десять, сидевших за передними партами, полезли в карманы, и на столе выросла горка табака. Человек десять зашуршали газетами, и стол покрылся кусками бумаги. Человек десять зачиркали самодельными зажигалками, и комната наполнилась сладковатым запахом жженого трута. Лукайя дрожащими руками свернул толстую, с палец, цигарку, раскурил ее, глубоко затянулся. Лоб его покрылся испариной. Класс молчал.

      – Я… Что я… – начал Лукайя. – Для меня война давно уже кончилась… Будь у Бога справедливость, я сейчас должен гнить в могиле… Но не берет Бог мою душу… Что ж, подожду… Накладывать на себя рук не стану… Всю свою кровь обращу в пот, все свои слезы обращу в кровь – найдут они путь к костям моего мальчика… Так и буду жить, пока не свернем шею Гитлеру… Или я, или он… Вместе нам нет места на земле… Вот и весь мой сказ.

      Собрание молчало. Лукайя сел и закрыл лицо руками.

      – Пиши, Зосим! – встала вдруг бригадир Ксеня.

      Зосим вопросительно взглянул на председателя.

      – Пиши, говорю! – повторила Ксеня.

      Председатель кивнул головой.

      – Пиши! – продолжала Ксеня. – Пусть померкнет свет в глазах того, кто без причины уйдет с работы! Пусть отсохнет у него рука и поразит его пуля в сердце!

      – Ну и ну… – протянул Алпес Соселия.

      – Вот тебе и ну! Кстати, говорю я это к твоему сведению! – огрызнулась Ксеня.

      – А что я! Работаю как вол, видят все! Мычать мне, что ли?

      – Да, должен мычать!

      – Записать это? – спросил Зосим.

      – Послушайте, люди, чем сыпать здесь проклятиями, вы бы лучше поинтересовались, кто выдаивает наших коз! – вскочил Эдемика Горделадзе.

      Я и Хатия похолодели.

      – Я в Ксениных понуканиях не нуждаюсь, – продолжал Эдемика, – работаю на совесть! А тех, кто не работает, нет и на собрании!

      – Об этом-то и речь! Это нас и интересует: где они? – встал Кишварди.

      – Меня интересует, кто ворует наше молоко! – крикнул Эдемика.

      – Правильно! – поддержали его Мака, Мина, Машико, Васаси и другие.

      Народ заволновался, зашумел. Зосим вовсю стучал карандашом по колокольчику, но его никто не слушал.

      – Да тише вы! – крикнул Кишварди. – Эдемика Горделадзе, о каких козах идет речь? Говори ясно!

      – Я скажу про свою!

      – И про мою скажи! – попросила Мина.

      – Пусть каждый заботится о своей козе! – бросил кто-то реплику.

      – Правильно! Слово предоставляется козе… то есть Эдемике! Выходи, Эдемика!

      – Я скажу с места!

      – Ну, начинай!

      – Не знаю даже, с чего начать…

      – С хвоста, Эдемика!

      Эдемика почесал в затылке, потом посмотрел на меня. Я не выдержал его взгляда, потупился. Эдемика покачал головой: дескать, попляшешь ты у меня, – и глубокомысленно изрек:

      – Соседи! Коза – это вам не корова!

      – А ты почем знаешь? – спросил недоверчиво Бежана.

      В