Я, бабушка, Илико и Илларион. Нодар Думбадзе

глазами в темной комнате и шепчу:

      – Тетя!

      – Да?

      – Спишь?

      – Нет.

      – Уехал Датико…

      – Все уехали!

      – Поедут еще?

      – Многие поедут.

      – А если Датико не вернется?..

      – Спи!

      – Что, если он не вернется?

      – Многие не вернутся…

      – А занятия в школе будут?

      – Будут…

      – А свадьба Жорика завтра будет?

      – Будет, все будет!

      – Тетя!

      – Отстань, Сосойя!

      Я засыпаю. На этот раз я не вижу снов…

      Хатия

      Начало войны прежде всего сказалось на делах нашего магазина. С прилавка исчезли сперва сахар, спички, затем – одно за другим – масло, мыло, соль, керосин, хлеб. Наконец исчез сам продавец Ласа.

      Потом стали зарастать травой кукурузные поля… Перестал вертеться один из трех мельничных жерновов… Кончились дрова, и тетя Матрена попросила меня срубить у нее во дворе дерево с вьющейся на нем «одессой»[46]. Люди забыли про традиционные гулянья и праздники… Опустели лари с мукой, и настал день, когда тетя испекла мчади из непросеянной муки… А спустя месяц нас взбудоражили душераздирающие причитания женщины, и на селе появилась первая вдова в трауре…

      По утрам не будил сельчан повелительный крик бригадира Датико:

      – Выходи, Андройя!

      – Не ленись, Эдемика!

      – Сосойя, протри глаза!

      – Минадора, окати-ка водой своего бездельника!

      Теперь каждый день с рассветом на пригорке появлялась бригадир Ксеня и, приставив ко рту руки трубой, начинала вопить на все село:

      – Матрена-а-а, хватит спать!

      – Машико-о-о, выходи на чай![47]

      – Маргарита-а-а, ступай на ферму!

      – Сосойя-а-а, чтоб ты оглох, паршивец!

      – Гера-а-а-сим, у-у-у-у!

      На работу звали всех, и на работу выходили все, кто мог работать… Не звали лишь Хатию – дочь Виссариона Шаликашвили. Но в этом не было нужды: Хатия вставала раньше всех. Уложив венцом на голове золотистые косы, она шла на чайную плантацию, громко здоровалась со всеми, становилась в ряд и начинала осторожно срывать нежные побеги, ощупывая каждый из них своими красивыми тонкими пальцами.

      Если мы работали на прополке кукурузы, Хатия, став на колени, руками вырывала траву. Или же садилась на краю делянки и молча всматривалась куда-то в даль, в бескрайнюю синеву неба. И улыбалась огромными голубыми глазами.

      Хатия улыбалась всем и всему. Она без слов понимала всех. Она радовалась чужим радостям и переживала чужое горе. Она была удивительно умна и на редкость сообразительна, знала все, что происходило на селе, и умела давать людям советы, всегда добрые, правильные и удачные. И потому все любили Хатию.

      Хатия была моей ровесницей. Мы вместе ходили в школу, сидели рядом на задней парте, повторяли хитроумные уравнения, выводимые учителем мелом на доске. Хатия никогда ничего не записывала. Она все запоминала наизусть и считалась лучшей

46

«Одесса» – сорт винограда.

47

Подразумевается чайная плантация.