Я, бабушка, Илико и Илларион. Нодар Думбадзе

нашего бригадира, так… Спички есть? Вот спасибо!.. Ему-то что? Ни жены, ни детей! Мальчика, говорит, пришли с утра. Вот еще! Мальчик в этом году в институт поступает, а я его пошлю поле мотыжить? Как же! Только и думаю! Прав я? Что ты молчишь, дурень? Скажи хоть слово!

      – Война, дядя Лука!

      – Что? Какая война?

      – Германия напала!

      – На кого?

      – На нас.

      – На кого – на нас?

      – На нас, на Советский Союз.

      – Когда?

      – Сегодня!

      Лука вдруг побледнел, поперхнулся дымом и зашелся от кашля. Он схватил меня за руку и сжал ее так, что пальцы у меня посинели. Отдышавшись, он с трудом выговорил:

      – Кто это сказал?

      – Радио…

      – Не может быть!

      – Радио сказало…

      – Ты шутишь! Шутишь ведь, а? – в голосе Луки прозвучала мольба.

      – Да нет, дядя Лука… Передали по радио…

      Лука не ответил. Он долго сидел, уставившись в землю, потом поднялся, словно побитый, взвалил на спину корзину и пошел. Отойдя несколько шагов, он остановился, обернулся и собрался было что-то сказать, но передумал. Так он стоял и смотрел на меня.

      – Что, дядя Лука?

      Лука махнул рукой и, так и не вымолвив ни слова, побрел домой.

      …Тетя одной рукой месила в корыте кукурузное тесто, другой подливала горячую воду из кувшинчика. Дверь в кухню была открыта, и я вошел, не замеченный тетей.

      – Тетя, сегодня утром Германия напала на нас!

      Тетя в недоумении взглянула на меня.

      – По радио объявили, что Германия начала войну с нами!

      У тети задрожали руки. Она не сводила глаз с меня, вода из кувшинчика лилась в корыто, потом густая белая жижа стала переливаться через край корыта и стекать к ногам тети. Я остолбенело глядел на ее дрожащие руки.

      – Ты понимаешь, что говоришь? – донесся до меня голос тети откуда-то издалека.

      Я отрицательно покачал головой. Я не понимал, что говорил, но чувствовал, что случилось нечто страшное, что в наш дом пришла великая, небывалая, необычная беда.

      Отлив

      Во дворе районного клуба полно народу. Люди смеются, поют, плачут, о чем-то просят, что-то обещают друг другу, обнимаются, целуются, вновь возвращаются к уже сказанному, договариваются, еще раз обнимаются, и так без конца.

      На траве под ветвистой шелковицей сидит дядя Герасим. Он курит и не сводит глаз со своего сына, который с громкими возгласами «Гоп-па! Гоп-па!» подбрасывает в воздух и ловит маленькую дочь. Девчурка смешно дрыгает ножками, визжит и хохочет. Здесь же стоит невестка Герасима, чернобровая Машико. Она кусает губы и украдкой смахивает слезы.

      Асало Гудавадзе пристроился на лестнице клуба. Рядом с ним – сын, у ног парня – молодая женщина. Она уткнулась лицом в колени мужа и не переставая плачет.

      – Ты ее к родителям не отпускай, батя! – наставляет парень Асало и нежно гладит жену по голове.

      – Никуда я ее не отпущу, сынок! – обещает Асало.

      – Слышь, Маргарита, не оставляй папу! Жалко старика!

      Женщина плачет.

      – Я