и звук, и отзвук: из разных книг. Олег Чухонцев

на бегу,

      когда не поют ни птицы,

      ни ветер, но, как топор,

      мороз-колотун резвится,

      тогда

               запевает

                             бор…

      Мы сосны, но мы как люди

      стеною встаем живой,

      суками –   руками –   грудью –

      порукою круговой,

      и если нас точит стужа

      пилою и топором,

      мы тянем струну всё туже,

      нас валят –   а мы поем.

      Неслыханна эта доля,

      живительная беда –

      вытягивать поневоле

      мелодию в холода,

      и слаженней нет артели:

      пошатываясь едва,

      вынянчивать в колыбели

      и музыку, и слова.

      А за полночь на мгновенье,

      как весть, по ветвям пройдет

      не шелест, не дуновенье,

      но трепет, как будто Тот,

      Кто в дебрях провеял белых

      каким-то предвечным сном,

      дыханьем Своим одел их

      в безветрии ледяном.

1979

      * * * («Я сойду на последней странице…»)

      Я сойду на последней странице,

      где березы обступят кругом,

      где взлетит полуночная птица

      с ветки, капли сбивая крылом.

      Я войду в край боярской измены,

      в ту страну, где секира и мох…

      Вы до мозга костей современны,

      реставраторы темных эпох.

      Где он, дом? У чужого предела

      откачнется в седле голова.

      И лежит безымянное тело.

      И в зенит прорастает трава.

      Красна девица в черном платочке.

      Чем помочь? Не отпишешь пером.

      Это, как говорится, цветочки,

      то-то ягодки будут потом!

      И не слух долетит до столицы,

      а глухой человеческий вздох…

      Я сойду на последней странице,

      где безмолвие глуше, чем мох.

      Мох да молчь, но безмолвное слово

      сургучу не залить, ни свинцу.

      Я живу. Это право живого –

      имя дать и творцу, и глупцу!

1961

      * * * («Не растекаться мыслию…»)

      Не растекаться мыслию

      по древу –   вот уж нет! –

      а состязаться с мысию

      нам завещал Поэт.

      Не веткою-безделкою

      слова ловить в капкан,

      а прыгать вольной белкою

      нам завещал Боян.

      Но долго ли безделицу

      взять сообща в расчет?

      И вот уже по деревцу

      кривая мысль течет.

      По древу растекается,

      и шрифт на полосе

      скрипит ветвями, мается,

      как белка в колесе.

1970-е

      Прощанье со старыми тетрадями,

      или Размышленья перед трескучей печью и бутылью домашнего вина в старом деревянном доме в Павловом Посаде, где автор родился

      Боюсь не вздора, а рутины,

      что ни начну, то с середины

      и кончу, верно, чепухой.

      Не знаю, время или возраст,

      но слышу я не лес, а хворост,

      не славий щелк, а хруст сухой.

      Пора проститься со стихами

      и со