и звук, и отзвук: из разных книг. Олег Чухонцев

за меня… И страшно сознавать,

      что мне любви ее не оправдать.

      И этот взгляд… За что? И почему?

      Мне хорошо на людях одному. Скрипи, трамвай, греми в кольце железном! Скрипи-греми! Счастлив, кому дано из колеи осточертевшей выпасть и время на ходу остановить! Развоплощенность – это путь свободы. Как хочется в ладони зачерпнуть минуту-две, в пустую горсть вглядеться, держать, держать, ни капли не пролить. И как повеет чем-то… Лето, лето, весна цветов, пионы и бензин, искрят газоны, тянет травостоем, и запах детства слышен за квартал.

      …А ночью, чтоб отец не увидал,

      забраться на душистый сеновал

      в конюшне милицейской и впотьмах –

      змея! змея! – испытывая страх,

      лежать на сене –   а покос лесной –

      и каждый шорох чувствовать спиной.

      И долго в небо черное глядеть.

      Раскинуть руки –   и лететь, лететь

      над красной водокачкой голубой,

      над каланчой и заводской трубой,

      над колокольней –   и рукой задеть

      за колокол –   и раскачнется медь.

      И вдруг очнуться: что это? И гуд,

      и лошади копытами гребут…

      И вспыхнет неба вольтовый квадрат –

      удар! – и оглушительный раскат

      всё сотрясет, и шелест налетит,

      порыв, еще –   и ливень загудит…

      О доблесть малых: страх, восторг и страх!

      И топот, топот, топот в денниках.

      А я мальчишка, мне двенадцать лет,

      как выкидыш я выброшен на свет,

      мне интересно жить еще, я мал,

      я сам себя еще не осознал,

      не знаю, что за грохоты гремят,

      какие кони в темноте храпят –

      из-под земли –   всё громче, всё грозней…

      Я оторвался от своих корней, и эта память мне уже чужая, и я уже другой… Но что же, что издалека томит, не отпускает, а кружит, кружит? Что за дикий бег? Куда летит трамвай, и жизнь, и время? Что слышит мать из тишины своей, той тишины последней? Кто ответит? Я мир искал, а потерял себя, и на годах, как на конюшне старой, замок навешен… Как копыта бьют! Стучат! Стучат! Пусть выпрямят дорогу, пускай зальют асфальтом колею, а я свое дослушаю – Тишинский! – додумаю, а нет – так домолчу. А впрочем, хватит. Что там, Белорусский? Пора сходить. И снова этот шум:

      Цветы. Газеты. Квас. Он льется, льется…

       – Эй, гражданин, не мешкайте в дверях!

      Проходит всё, и только остается

      неслышный шелест, только шум в ушах…

1973* * * («Радости нужен повод…»)

      Радости нужен повод:

      день ли рожденья, год

      свадьбы –   гуляй, коль молод.

      Горе само найдет.

      Даром не потревожит,

      лишних не скажет слов,

      руку молчком положит,

      глянет в глаза: готов?

      Вздрогнешь как от ушиба,

      жизнь пронесется вспять…

      Вот и учись как рыба

      воздух пустой глотать.

      Начало 1970-х

Три стихотворенияI

      Отца