и звук, и отзвук: из разных книг. Олег Чухонцев

зарницы, дождем обходя!

      И, шарахаясь сослепу, мечутся птицы,

      клювы жадно раскрыв. И ни капли дождя.

      И ни грусти, ни радости –   и никакой

      ни грозы, ни прохлады, лишь ветер горячий,

      да еще тополя сыплют спермой сухой,

      да еще прожитое меж пальцев течет,

      да еще все амбиции, все неудачи,

      да еще, да еще… О погашенный счет!

      Всё погашено… Всё, что могли погасить!

      Для чего же душа еще жжет головешкой?

      Я, наверно, устал, и обиды сносить

      нету сил… Я устал… Это жар или бред?

      Так чего же ты медлишь? Скорей же, не мешкай,

      брось мне вызов и ты –   это лучший ответ!

      Чем больнее, тем легче. И прочь этот вздор!

      Утром дворники встанут и падаль ночную –

      эти перья и пух, засорившие двор, –

      на ребячью потеху сгребут и сожгут.

      Ты –   свободна! К чему же тебя я ревную?

      К безрассудству, с которым и птицы не мрут?

      Воробьиная ночь, воробьиная мгла.

      Всё смешалось в одно, а нельзя ошибиться.

      Я спокоен, и там, где лишь пыль да зола,

      уголек еще пышет, пытаясь помочь.

      Я спокоен, спокоен, но страшно решиться.

      О, пролейся ливмя, воробьиная ночь!

1971* * * («Робея, сама прибежала…»)

      Робея, сама прибежала,

      накидку смахнула рывком

      и, волосы взбив как попало,

      осыпала талым снежком.

      А плечи так жарки до дрожи,

      так мокро топорщится ворс,

      что только ознобом по коже

      и страшно, что это всерьез!

      Ах, радость моя, успокойся.

      К чему наводить марафет?

      Присядем. Не бойся, не бойся.

      Как зябко! И выключим свет.

      О чем ты? Как доводы долги.

      Как руки твои холодны.

      Не надо, не надо о долге –

      мы только любимым должны.

      Да ладно, сочтемся со всеми.

      Скорей же! – я сам без ума.

      Скорей! – и колени в колени,

      и сердце у горла, и тьма.

      …А там, за тяжелою шторой,

      где в соснах стоит Орион,

      протяжно торопится скорый,

      влача за вагоном вагон.

      Он буфером буфер толкает,

      динамо-машиной гремит,

      стрекочет, стучит, громыхает,

      спешит, затихает, скрипит…

      А наша с тобою дорога –

      навстречу да в две колеи.

      Ты плачешь? Прости, ради бога!

      Я руки целую твои.

      Ты плачешь? Не мучься обманом,

      смотри, как счастливо горит

      на пальце твоем безымянном

      болезненный камень нефрит.

      И так хорошо, что мы рядом,

      что темен случайный ночлег

      и ночь шелестит снегопадом,

      и только и свету что снег…

1971Напоминание об Ивике

      Я лишь во сне свободен,

      как раб, освобожден

      от произвола родин

      и слепоты времен!

      Иду себе свободно

      в родной Пелопоннес,

      как Ивик