Четыре пьесы. Комнатная девушка ■ Так уж случилось ■ Отель «Монплезир» ■ Логика сумасшедшего. Александр Жабский

не столь отдалённые мне отправляться как-то уже не по возрасту.

      ДОБРОРАДОВ. Да, пожалуй… Хотя там нашего брата навалом: тут была амнистия к празднику, так многих пожилых душегубов повыпускали. Причём даже и убийц.

      АЛЁНА. До следующего большого праздника я не доживу – они бывают не так часто, как ты думаешь.

      ДОБРОРАДОВ. Да? Хм… Тогда неразрешимое противоречие.

      АЛЁНА. Как это неразрешимое?! Да и вовсе не противоречие. Как прежде писали в газетах об организации работы городского транспорта на Первое мая и Седьмое ноября, «легковые таксомоторы работают круглосуточно». Ларенька, деточка, выйди, пожалуйста – старому селадону необходимо переодеться. Хотя, как я понимаю, вы это делаете теперь совместно…

      ИЛЛАРИЯ. Бабушка!

      АЛЁНА. Что – бабушка?! Ну, что – бабушка? Как это тебя угораздило – такую, мне казалось, благоразумную, натворить этаких несуразных глупостей?

      ИЛЛАРИЯ. Может это и глупости – но уж никакие не несуразные!

      АЛЁНА. (Доброрадову через плечо). Сидор, ты уже одеваешься? (Илларии) То есть, ты хочешь сказать, что твои глупости – благоразумные? Напомни, сколько тебе лет?

      ДОБРОРАДОВ. У меня одежда в спальне.

      ИЛЛАРИЯ. Ты же прекрасно знаешь – двадцать.

      АЛЁНА (Доброрадову). Ну, так и ступай в спальню. Чего рассиживать тут? Соскочить думаешь?

      ДОБРОРАДОВ. Думаю.

      АЛЁНА (Илларии). Вот видишь, двадцать. А этому старому селадону (Доброрадову через плечо), который наивно рассчитывает соскочить, – под семьдесят. Полвека! Ты отдаёшь себе отчёт, что между вами – пол-ве-ка?

      ИЛЛАРИЯ. Да ничего не полвека. Мы рядом, вот смотри.

      ДОБРОРАДОВ. И я отнюдь не старый селадон – не надо гипертрофировать!

      АЛЁНА (Доброрадову). Ты шёл в спальню? Там есть большое зеркало – мы с тобой вместе его в прошлом месяце покупали, так вот, как дойдёшь, встань перед ним и убедись.

      ДОБРОРАДОВ. В чём? Я и так знаю, что мне под семьдесят. Для этого надо не в зеркало, а в паспорт посмотреть.

      АЛЁНА. В душу себе надо посмотреть! И не сейчас, а прежде чем совращать двадцатилетнюю девушку.

      ИЛЛАРИЯ. Сидор меня не совращал.

      АЛЁНА (ухмыляясь). Ну, тогда методом исключения остаётся определить, что это ты его совратила.

      ИЛЛАРИЯ. Именно!

      АЛЁНА. Скажите, пожалуйста! (Доброрадову). И ты ей это позволил?

      ДОБРОРАДОВ (морщится). Ты выбираешь не те выражения.

      АЛЁНА. А ты ещё тут?! Ты же шёл переодеваться, а за одно и посмотреть на себя в зеркало.

      ДОБРОРАДОВ. «Совратил», «совратила»… Никто никого не совращал.

      ИЛЛАРИЯ (недоумённо смотрит на Доброрадова). Так мне это что, приснилось?

      АЛЁНА (навострив уши). Что именно, деточка?

      ИЛЛАРИЯ (смущённо). Ну…

      АЛЁНА. Ну, говори, говори! Тут все свои.

      ДОБРОРАДОВ (Илларии через голову Алёны). Тебе ничего не приснилось. Я правда люблю тебя.

      ИЛЛАРИЯ (бросается к нему и прижимается всем телом, глядя на Алёну). Но первая тебе это сказала я.

      ДОБРОРАДОВ. Да…

      АЛЁНА